На обеде по случаю закрытия симпозиума я почувствовал острую боль в правой стороне груди. Я извинился, встал из-за стола и вернулся, в свой номер. Утром боль стала невыносимой. Платт отвез меня для осмотра в ближайший госпиталь, где я с удивлением отметил, что мне был сначала сделан какой-то укол перед тем, как меня осмотрел врач. Вернувшись в отель, я весь день и следующую ночь спал, а утром с большим трудом проснулся. И только тогда, когда я ощутил неприятный привкус во рту, до меня постепенно стало доходить, что же случилось. Такое ощущение появляется, когда человек подвергается воздействию психотропных препаратов, известных под названием «наркотики правды». В течение своей профессиональной карьеры разведчика я несколько раз прибегал к подобным средствам и поэтому знал о симптомах, сопровождающих их применение. Люди, которым давали такие наркотики, быстро приходили в состояние транса. Они оставались в сознании и реагировали на все вопросы, хотя разговаривали, как будто находясь во сне. Будучи выведенными из такого состояния, они как бы резко приходили в себя, думая, что просто случайно на мгновение заснули. Как правило, признаки, что человек подвергался такому воздействию, внешне не были очевидны: обычная головная боль, чувство усталости и подавленности — и этот характерный привкус во рту.
Я мысленно прокрутил в голове события минувшего дня. Могли ли мне дать во время банкета какое-нибудь лекарство, вызвавшее у меня боль и заставившее меня обратиться за медицинской помощью только для того, чтобы я сам приехал в госпиталь, а уж там мне ввели наркотики? Я знал, что так делали и в КГБ, и в ФБР. Почему я так долго спал, что совсем не похоже на меня? И спал ли я вообще? Платт категорически отвергал все мои обвинения, настаивая, что это обычная реакция на камни в почках. Да, иногда меня беспокоили почки, но на этот раз настораживали дополнительные необъяснимые обстоятельства. Я решил быть осторожным. Стал покупать воду в бутылках, отказываясь пить что-либо в отеле.
На другой день после неожиданного визита в госпиталь я взял какую-то книгу, вышел на пляж и сел в свободное кресло, чтобы почитать на свежем морском воздухе. С океана дул теплый ветер. Приятная истома разлилась по телу, и я закрыл глаза. В полудреме я не заметил молодого черноволосого человека, идущего ко мне со стороны отеля. Улыбаясь, он подошел к моему креслу.
— Виктор Черкашин?
— Да?
— Меня зовут Майкл Рошфорд, — спокойно проговорил он. — Я видел Вас на конференции. Русские участники хорошо выступали.
Я, правда, так не думал, но кивнул головой, не вдаваясь в полемику. Мы немного поговорили о конференции, а затем американец изменил тему и тон беседы.
— Я должен сказать Вам, что я являюсь сотрудником Федерального бюро расследований США.
Я молчал. Он продолжил:
— Я обслуживаю русское посольство и знаю много людей, которые там в последние годы работали. Я хотел бы поговорить с Вами о том времени, когда Вы находились в Вашингтоне.
Я попытался внешне ничем не выдать своей реакции. Эймс арестован, его дело закрыто. Мне не нужно ничего добавлять к тому, что было опубликовано в американской прессе. Я был уверен, что не могу рассказать Рошфорду что-либо новое, как мне и было заявлено в СВР перед моей первой поездкой в США. Я не думал, что ФБР может заинтересовать рассказ о моей повседневной работе в тот период, о чем американцы и так были хорошо осведомлены «благодаря» Мартынову.
— Не думаю, что от меня будет какая-то польза. Я уже семь лет как в отставке. Если Вы хотите поговорить об Олдриче Эймсе, то я могу повторить лишь то, что узнал о нем из американских газет.
Рошфорд, несомненно, прочитал мое досье в ФБР. Позже я узнал, что он вместе с Эймсом участвовал в допросах Юрченко в 1985 году.
— Мы сейчас разыскиваем человека, который передавал русским более ценную информацию, чем Олдрич Эймс, — сказал он. — Мы знаем, что Вы были вовлечены и в другое дело.
Американец перечислил фамилии сотрудников ПГУ, которых он считал вовлеченными в работу с «Источником». У меня мелькнула мысль, что ФБР могло получить эти сведения только от российского агента, имеющего высокий служебный уровень. С другой стороны, многие упомянутые Рошфордом фамилии стали известны широкой общественности после разоблачения Эймса, поэтому нельзя было точно сказать, что он в действительности знал и что сейчас импровизировал.
— Нам известно, что этот агент информировал советскую разведку о Валерии Мартынове, Сергее Моторине и Борисе Южине, — продолжал Рошфорд. — Он также передал вам важные сведения о наших спутниковых системах. ФБР нужна ваша помощь в получении дополнительной информации об этом агенте, — продолжал Рошфорд. — Мы знаем, что по своей инициативе он в 80-х предложил свои услуги советской разведке, оставив письмо в одном из советских загранучреждений в Вашингтоне либо отправив его по почте.