В поисках анаконды

— Да, — заметил дон Панчо, — насколько мне известно, никто из ходивших в Льянганати не нашел там себе богатства. В прошлом там, правда, добывали в разных местах серебро и медь, а во время освободительной войны жители Пильяро, говорят, помогали финансировать поход Симона Боливара[18] серебром из Льянганати. Но с тех пор уже ничего ценного обнаружить не удалось. Конечно, по-своему Льянганати — настоящая сокровищница для Пильяро. Здесь следовало бы поставить памятник Вальверде. Сколько денег оставили тут кладоискательские экспедиции, расплачиваясь с носильщиками и проводниками, закупая провиант и особенно рассчитываясь в кабачке за… гм… В общем, будем здоровы, господа!

На следующее утро в пять часов, наскоро позавтракав, мы выступили в Льянганати. Гюстав — верхом, остальные — на своих двоих. (Я почти всегда предпочитаю идти пешком: сколько бы я ни шел, никогда не испытываю таких неприятных ощущений, как если поеду после большого перерыва верхом.) Кое-кто из носильщиков привел ослов и водрузил свои ноши на них, чтобы не слишком утомляться поначалу. После Эль-Понго, перевала на горе Гуапа, который называют «Ворота в Льянганати», им все равно предстояло взвалить мешки на спины и отправить ослов домой: дальше начинается совершенно непроходимая для вьючных животных местность.

Дорога представляла собой сплошное скользкое, глиняное месиво. Мы двигались очень медленно, а упорно моросящий дождь явно не собирался останавливаться. Было пасмурно, уныло и холодно. Когда мы проходили мимо мазаных хижин пеонов, из них выходила жена какого-нибудь из наших носильщиков и подавала ему горячий суп. Глава семейства жадно глотал содержимое миски, а его супруга, окруженная детишками, лила в это время горькие слезы. Да и сами носильщики без особого энтузиазма шли в Льянганати. Изнурительный труд, тяжелые переходы, отвратительная погода и неудобный ночлег — вот что ждало их впереди, а то и что-нибудь еще похуже… Но не всегда выдается возможность зарабатывать по десять сукре в день на готовом питании, да еще получить в конце щедрое дополнительное вознаграждение, как это принято в этих краях.

Прощальные слова, которыми нас провожали местные жители, звучали не особенно ободряюще, подтверждая плохую славу Льянганати.

— Киерен морир? Устэдес ван а морир! — кричали нам… (Вы хотите умереть? Вы умрете!)

— Что они говорят? — спросил Гюстав слегка озабоченно. — Неужели и в самом деле думают, что мы погибнем?..

— Э! — ответил Андраде. — Просто здесь какие-то странные понятия о шутках.

— Вот уж что верно, то верно, — согласился Гюстав.

6 СВИНОВОДЫ И КЛАДОИСКАТЕЛИ

Мы медленно взбирались вверх по склонам Гуапы; дороги, поля, дома остались позади. Здесь росла только высокая, по колено, жесткая трава да кое-где торчали растения пуйя с копьевидными листьями и редкие кустики.

Погода прояснилась. Мы увидели вдали под собой, в зеленой плодородной долине, Пильяро; по ту сторону бурной реки Патате сквозь мглу можно было различить Амбато. Лишь вздымающиеся к самым небесам снежные вершины Чимборасо и Тунгурагуа продолжали кутаться в плотные белые облака. Прекрасная, величественная картина… Однако лирические излияния, которыми мы с Гюставом приветствовали чудесный вид, совершенно тонули в потоке брани: пеоны никак не могли поладить со своими несчастными ослами.

(Здесь уместно упомянуть, что ослы настолько привыкли к самым нехорошим и оскорбительным словам, какие только способен придумать пеон, что другими словами их и не «подбодришь». Не раз я пытался ободряюще гикать — впустую! Зато стоило мне извергнуть несколько звучных карахос, как осел тут же ускорял ход.

— Увы, это распространяется и на некоторых людей, — заметил Гюстав, когда я поделился с ним своими наблюдениями.

Возможно, он прав…)

К полудню мы достигли перевала Эль-Понго, устроили привал и перекусили. Пеоны освободили ослов от вьюков и взвалили тюки себе на спину. Снова пошел дождь, на перевале дул холодный ветер. Пытаться увидеть три вершины Серрос Льянганати было, разумеется, бесполезно: серая пелена дождя и низкие тучи закрыли вид на восток. Такая погода держится здесь большую часть года; путешественникам приходилось днями и неделями выжидать прояснения, чтобы хоть мельком увидеть с перевала горы Вальверде. Лишь однажды за все двенадцать предыдущих походов Андраде выдалась такая ясная погода, что он мог отчетливо различить знаменитые три вершины.

От Эль-Понго наш отряд двигался под гору, затем вышел на ровное топкое место, где лошадь Гюстава пробиралась с большим трудом, погружаясь местами по самое брюхо. Впрочем, Гюстав, хотя он уже не молод, умело справлялся со всеми трудностями, а когда конь почему-либо падал, всадник легко соскакивал с седла, обнаруживая завидную сноровку. Видно было, что Гюстав не новичок в седле; не зря его учили аргентинские гаучо![19]