А теперь снова предоставляю слово Курту. Он расскажет о нашей жизни на Каукае, о трудностях съемки в сырых, жарких джунглях и о поисках анаконды:
«Утро в джунглях. Косматый лес стряхивает с себя пелену тумана, и он уплывает вниз по сонной реке. Усталые после ночного бдения, миллионы москитов удаляются на отдых. Но в тот самый миг, когда первые лучи ослепительного солнца разбиваются вдребезги о блестящую поверхность воды, из зарослей в поисках жертвы вылетают тучи кровожадных мух. Я сижу беззащитный около нашего лагеря, перезаряжаю кассету, когда они набрасываются на меня. Обе мои руки — в черном мешке, где происходит перезарядка, а намазаться жидкостью, отпугивающей крылатых хищников, я забыл. Миг — и мои плечи уже совершенно изъедены. В отчаянии выдергиваю руки из мешка, жертвую пленкой. Конквистадоры, миссионеры, путешественники прошлого — как они могли выносить хоть один день в этой стране без спасительной жидкости!..
…Вот уже много часов мы пробиваемся с помощью мачете сквозь сплетение косматых воздушных корней, упрямых ветвей и колючих пальм, а коварные лианы ловят нас в свои сети и подставляют ножку. Воздух влажный и душный. Наши рубахи потемнели от пота.
Наконец впереди открывается ярко-зеленое болото; упавшие деревья-гиганты простирают в немом отчаянии к небу черные руки-сучья. Маленькая блестящая рыбка нарушает раскаленную тишину, выпрыгивая из воды. Несколько пузырьков газа лопаются на маслянистой поверхности.
Здесь живет водяной удав — анаконда. Мы балансируем по гниющим стволам, проваливаемся по пояс в грязь, а за нами неотступно следуют тучи насекомых. Съемочная камера становится все тяжелее и тяжелее. Руки горят, когда я поднимаю ее, чтобы заснять очередные кадры. И вот случается неизбежное. Слышится характерный треск, словно кто-то давит ногами ореховую скорлупу: разбухшая от влаги лента заедает, и лентопротяжный механизм рвет перфорацию. Пробую сменить кассету. Снимаю несколько сцен — снова треск. Нет, видно, из съемок ничего не выйдет. Расстроенные, мы продолжаем поиски, но я мечтаю лишь об одном — хоть бы мы не нашли анаконду сегодня! Моя мечта сбывается.
Вечером я бьюсь над разрядкой кассет. Руки влажны от пота. Светочувствительный слой превратился не то в сметану, не то в жевательную резину. Все же мне удается убрать ленту в жестяные коробки. Однако вечерняя роса слишком обильна, чтобы я мог разобрать аппарат. Уныло заползаю под накомарник и долго не могу заснуть…
…Ослепительное жаркое утро. На ящике под брезентовым тентом разложены внутренности съемочной камеры. Олле вызвался мне помочь. Мы чистим, протираем и смазываем кадровое окно и лентопротяжный механизм — лента должна идти возможно легче. Не один час уходит на то, чтобы собрать аппарат и проверить, что он действует так, как надо, в этой раскаленной атмосфере. Затем мы снова отправляемся на охоту за анакондой. Но теперь я беру с собой пузырек с машинным маслом и смазываю фильмовый канал, как только начинает заедать ленту. Целую неделю мы обливаемся пóтом, предаваясь тщетным поискам гигантской змеи. Затем возвращаемся в Пуэрто-Легизамо…»
Как и в Пасто, Курту удалось разыскать в Пуэрто-Легизамо специалиста, который взялся проявить несколько проб.
«…Тропическое воскресенье. Маленькая отважная крылатая машина приземляется на аэродроме — опять без нашего снаряжения… Настроение падает. Мы бредем в деревню к эль професор — местному учителю, который одновременно является деревенским фотографом. Накануне вечером я дал ему проявить несколько проб, а Рольф доверил фотографу свои фотоленты. Однако нам не удалось застать эль професор дома. Оказывается, у него есть еще одно занятие — он выращивает бойцовых петухов. А сегодня в Пуэрто-Легизамо петушиный бой. Хриплое кукареканье и вопли восторженных зрителей помогают нам без труда найти место, где идет сражение.