В поисках Беловодья

Длиннобородые старообрядцы встречались не часто. Они были угрюмы и неразговорчивы. Взволнованные вопросы Тита не трогали их, и он с ужасом видел, что ни волей, ни счастьем не веяло от молчаливых хранителей правой веры.

Впрочем, Баскур не позволял останавливаться ни на один лишний час. Близость осенних дождей заставляла его торопиться. Горы, ущелья, долины, быстрые речки, падавшие в Бухтарму с высоких берегов, дикие кочевья алтайских татар, теленгитов и коренных алтайцев, поселки русских, украшенные церквами и станичными управлениями, — все проходило мимо.

Утрами Тит долго молился розовой заре и утренничками потухающих в голубом небе звезд. Потом с твердостью продолжал путь, поглядывая в прозрачную даль: красота древнего благочестия сквозила в диком камне, благочестивом как намогильный гранит. Отчего бы и не явиться несказанной красоте Беловодья среди гор?

Баскур сдержал свое слово. Он гнал лошадей две ночи без отдыха и поставил караван в сизое утро четвертого воскресения перед дубовыми воротами старинной усадьбы.

Тит благоговейно сошел с коня. Баскур нетерпеливо постучал в частый переплет слюдяного оконца.

Не скоро и после долгого спроса вышел на крыльцо такой же древний, как усадьба, старик. Прищурившись, он признал Баскура и поклонился гостям, но не выразил никакой радости принять их.

— Скажи баю, — крикнул ему киргиз, — что старый Баскур привел ему гостя, которому он будет рад! Он из тех же мест, где рос бай, и приходится ему кровным близким!

Старик с любопытством взглянул на молодого казака, но тут же опустил глаза в землю.

— Да ведь Прохора Федоровича нету здесь с самой весны. — тихо сообщил он. — Они в Беловодье ушли!

— Куда? — вскрикнул Тит.

— В Беловодье! Белые земли искать, — тихонько и радуясь за ушедшего, объяснил старик. — Двадцать два года тут прожили, а умирать пошли в тайгу, в скиты… Беловодье там, говорят. А тут одолели нас слуги антихристовы, печати дьявольские, бумаги сатанинские… И вот ушли, весной ушли! Святой человек! — прибавил он и, жалея растерянных гостей, пригласил их войти. — Забредайте, забредайте, — сказал он, — все равно как к самому. Я ведь по его наказу тут живу… Дел-то у нас теперь давно уж нет никаких. Пора и о душе подумать…

Тит вдруг ощутил всю тягость бесплодного и бесцельного пути своего. У него не нашлось сил даже на то, чтобы перекреститься, и впервые переступил старовер порог чужого жилища, не призвав на него благодати божией.

Старик растворил дверь, и запах дубового тлена овеял входивших.

Кашира.

Июнь 1929 г.

НЕСКОЛЬКО ИСТОРИЧЕСКИХ ДАННЫХ О ПОИСКАХ «БЕЛОВОДЬЯ»

1

Нынешнему читателю нелегко поверить, что события, ставшие предметом нашего повествования, действительно происходили. Пожалуй, он согласился бы признать их правдоподобными при условии, что они относятся к далекому прошлому, чуть ли не к тем сказочным временам, когда наши предки призывали варягов для установления порядка на нашей великой и обильной земле…

Даже если мы напомним ему о том, что и в 1927 году был обнаружен в северной части Якутской республики населенный пункт, который вел значительную торговлю пушниной, но нигде не был зарегистрирован и ни на одной карте не значился, то и тогда нынешний читатель решительно усомнится в существовании белых, т. е. никому не принадлежащих, никем не занятых или никому не подчиненных земель.

Современного читателя еще удается убедить, что через все восемнадцатое и девятнадцатое столетия проходит это неустанное искание счастливой страны, где нет ни царя, ни станового, ни попа, ни помещика, где земли на всех вдоволь, где не собирают податей и где каждый молится, как хочет, не боясь преследования и гонений. Однако нынешний читатель отвергнет всякую мысль о том, что эти поиски продолжались до самого последнего времени.

И все же; мы должны заверить читателя, что все рассказываемое нами могло иметь место в действительности, и не в доисторические времена призвания варягов, а в начале того самого двадцатого века, который именуется громко веком пара и электричества, веком аэро, авто и радио!

Больше того, мы можем утверждать, что странствования и приключения, подобные нами описываемым, вовсе не представляются исключительными или ред. костными. Конечно, они случались и раньше. Едва ли не с первых же лет закрепощения русского народа возникла в его среде мысль о том, что одним из средств освобождения от крепостного ига является, бегство в свободную страну.

Эта мысль получила особенное распространение после того, как произошел так называемый раскол церкви, то есть отделение группы верующих, которая не пожелала принять новшеств, введенных, царем Петром I и патриархом Никоном. Староверы, старообрядцы или раскольники, спасаясь от царского преследования, уходили не только в глухие леса и горы на родине. Они шли и дальше, за ее пределы, на поиски страны, где всякий свободно исповедует свою веру и не знает над собой никакого начальства.