В поисках человека. Очерки по истории и методологии экономической науки

От знакомства с Менгером пошел мой интерес к маржиналистской революции в целом, одной из ветвей которой являлась австрийская школа. Здесь уже сказалась моя работа в ВШЭ как лектора по истории экономических учений. У нас на факультете экономических наук внедрен особый способ преподавания этого предмета: каждый из лекторов (О. И. Ананьин, Н. А. Макашева, П. Н. Клюкин, Д. В. Мельник и я) рассказывает о том, что ему близко по научным интересам, тогда есть шанс, что он заинтересует этими темами и своих слушателей. По тому же принципу построен и наш учебник «История экономических учений»[35]. Это имеет свои издержки, так как разные главы написаны разными стилями, но нам кажется, что положительные стороны перевешивают. Так вот, моей темой наряду с Шумпетером и австрийской школой как раз и была маржиналистская революция в целом. Этому уникальному и наиболее значительному повороту в истории экономической науки, кроме главы в учебнике, посвящена и моя статья «Самая значительная перемена в истории экономической науки: возвращаясь к осмыслению маржиналистской революции», которая была напечатана в альманахе «Истоки». То, что «триединая» революция, совершенная Менгером, Джевонсом и Вальрасом, на самом деле была весьма разнородной, сейчас признано всеми серьезными исследователями. Но вот вопрос, кто из этой тройки был «третьим лишним», каждый решает по-своему. Мы в «Истоках» «дали трибуну» представителям разных взглядов – Уильяму Жаффе, Сандре Пирт, вспомнили точки зрения Шумпетера и Блауга, а затем сделали, как мне кажется, обоснованный вывод, что история экономической мысли так же плюралистична, как и сама экономическая теория, и зависит от теоретических пристрастий самого историка.

Этот вывод подкрепляется и моей научно-редакторской работой. С тех пор как история экономических учений вошла в мою жизнь, я поучаствовал в переводах и редактировании нескольких учебников и курсов лекций по этому предмету: Блауга, Негиши, Роббинса, Ронкальи, Курца. Каждый из авторов добавляет в историю свои интересы, знания и позиции и не может заменить другого, поэтому на полках, где у меня стоят эти учебники, всегда трудно найти свободное место. Я посвятил маленькую статью-некролог Марку Блаугу[36] – человеку страстному и эрудированному, почти как Шумпетер, – которого мне довелось встречать и слышать на многих конференциях. Блауг за свою жизнь поклонялся разным богам, а затем их эффектно сжигал. Он был марксистом, мейнстримовским неоклассиком, написавшим свой знаменитый учебник с мейнстримовских позиций[37], методологом-попперианцем, противником формализма и сторонником вписанной в контекст истории экономической мысли в своих последних работах. Одну из этих работ – «Формалистическая революция 1950-х годов» – мы поместили в том же выпуске «Истоков».

Однажды ко мне обратился мой друг Владимир Гутник, знаток германской экономики, с предложением попереводить вместе «Основы национальной экономии» Вальтера Ойкена. Это привело меня в ранее известный только понаслышке мир немецкого ордолиберализма и к идеям его основателя. В качестве «погружения» я даже провел ночь в личной библиотеке Вальтера Ойкена в доме его дочери и внука во Франкфурте-на-Майне, где мы с Володей остановились по дороге в Марбург на конференцию по ордолиберализму. В Марбургском университете в то время традиции ордолиберализма были еще живы. Когда позднее я задумался над двумя канонами, то сразу вспомнил про «Большую антиномию», которую хотел преодолеть Ойкен. В Германии 1940 года экономическая теория первого канона была фактически под запретом, а господствовала историческая школа. Ойкен же хотел объединить два течения, две стороны спора о методах, сохранив при этом связь экономической науки с политикой, которая выведет постгитлеровскую Германию на путь к свободной экономике и свободному обществу. У Ойкена получилось две книги: первая про методологию[38], вторая про политику[39]. Теоретической середины в общем-то не было, и это очень по-немецки, если вспомнить про национальные стили экономического теоретизирования. В то время в России только что стартовали рыночные реформы, сопровождавшиеся дебатами в науке и обществе. В дебатах всплыл лозунг «социального рыночного хозяйства» и имеющий к нему какое-то отношение опыт экономического чуда в ФРГ. С этим было связано кратковременное обращение к идеям Ойкена и его последователей и к политике Эрхарда. В статье «Социальное рыночное хозяйство для России: упущенная возможность или недостижимая цель?» я пытаюсь рассуждать о том, почему из этого обращения ничего не вышло, и, отвечая на этот вопрос, естественно, ссылаюсь на вышеупомянутые МЧРЭ и МЧЭП применительно к экономическому либерализму.