Читаем В поисках Дильмуна полностью

Возвратившись с Бахрейна в Дахран, я застал отряд, приехавший из «Герры». На другой день нам предстоял бросок далеко, на юг — в Джабрин. Все было готово, и тут, за 12 часов до нашего выезда, нам преподнесли совершенно неожиданное открытие. И хотя мы еще толком не знали, чем оно обернется, это был тот самый случай, когда требовалось проявить гибкость. Мне вручили записку от школьной учительницы Грейс Бакхолдер, рьяной собирательницы древностей. Не заинтересует ли меня объект с кремневыми наконечниками стрел и расписной керамикой?

Войдя через 10 минут в комнату Грейс, я сразу увидел на столе ее находки. Два десятка черешковых наконечников стрел с заостренным назад пером и столько же других изделий из кремня — ножевидные пластины, скребки, шилья. Сверх того около 200 черепков зеленовато-желтой тонкостенной посуды с темно-коричневым геометрическим орнаментом. Я онемел, ибо эта находка превосходила все наши мечты, и мне внезапно стало ясно, к какому периоду относится нижний слой Тарута с его бесформенным желтоватым черепком и тремя кусками обработанного кремня. Грейс с волнением смотрела на меня, боясь, что я пожму плечами и скажу:

— Исламские.

Но… — с трудом вымолвил я, — но ведь это Убейд.

Около 5000 г. до н. э. на обширные заболоченные равнины в нижнем течении Тигра и Евфрата, где впоследствии возник Шумер, а еще позже Вавилония, пришли первые земледельческие племена[60]. Эти неолитические первопоселенцы делали сосуды из желтовато-зеленой глины и украшали их темно-коричневым геометрическим узором. Никто не знает, откуда они прибыли, — может, с юга, может, с востока. За 1000 с лишним лет они постепенно освоили Нижнюю Месопотамию, и их керамика распространилась в ранее заселенные области Северной Месопотамии; даже в Сирию. Культура этих племен носит наименование Эль-Убейд; ближайшее к Дах-рану (и древнейшее) поселение убейдской культуры находилось в 650 километрах к северу от него, в Эриду. И вот теперь такое поселение обнаружилось здесь, в Аравии.

Я сел, осмысливая это открытие. А Грейс уже рассказывала, что материал собран на поверхности невысокого холма среди дюн в полукилометре от берега, километрах в 100 к северу от Дахрана.

Я знал этот участок побережья. Как и здесь, где мы сейчас собрались, море там отделялось от суши чередой низких песчаных холмов, за которыми простирались обширные солончаки. Видимо, 6000–7000 лет назад, когда на месте солончаков плескалось море, эти холмы были островками. Тем временем Грейс продолжала свой рассказ. Ей не встретилось ничего похожего на строения, но она подобрала куски глиняной обмазки, одна сторона — гладкая, на другой — отпечаток пучков камыша. Грейс показала мне с полдюжины таких кусков, свидетельствующих, в каких домах жили аравийцы каменного века; они были во всем похожи на глиняную обмазку с отпечатками камыша, найденную на других убейдских объектах. Однако самый большой кусок кое-что добавил к этой информации: его гладкая сторона обросла ракушками.

— Ну да, — подтвердила Грейс, — я нашла его у самого подножия холма.

(Когда мы спустя две недели побывали там, Оле определил высоту места, где была найдена обмазка с ракушками. Четыре метра выше отметки уровня полной воды — убедительное доказательство того, что суша поднялась относительно моря.)

Все это оказалось исключительно важным. После открытия нами культуры Умм ан-Нара это была самая значительная изо всех аравийских находок, и она требовала немедленного исследования. Увы, нам все-таки недоставало гибкости, мы не могли ломать график. Вещи уложены, получено все необходимое для поездки в Джабрин. «Бобтэйлы» (на сей раз их насчитывалось два) уже выехали накануне, и мы не могли отозвать их назад, так как они не были оборудованы радиостанциями.

На другое утро мы тронулись в путь — 150 километров по дороге до оазиса Хуфуф плюс 400 километров по компасу через барханы и необозримые гравийные равнины. После ночевки (мы спали, завернувшись в одеяла, на земле подле грузовиков) покрыли еще 80 километров среди крутых эродированных холмов. Даже сотрудники Геологического управления считали такое путешествие относительно серьезным, хотя Джабрин для них представлял собой лишь остановку на маршруте до Руб-эль-Хали.

Мы ехали в Джабрин, что называется, наугад. В этом обширном оазисе нет постоянных обитателей, лишь иногда туда летом наведываются люди племени мурра. На аэрофотоснимках можно различить множество курганов на окружающих оазис холмах. Так далеко внутри материка (Джабрин лежит примерно в 500 километрах от побережья) курганы вряд ли могли принадлежать культуре Ранний Дильмун — разве что наше суждение о Дильмуне как о приморской культуре было совершенно ошибочным. Короче, следовало быть готовым ко всему.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное