Читаем В поисках Дильмуна полностью

Хочется особо упомянуть археологов-любителей — арабов, американцев, европейцев, которые копают по берегам Персидского залива. Эти скромные, непритязательные люди чуть ли не с виноватым видом говорили о своей неспособности оценить значение сделанных ими находок, а между тем первенство в поле всегда принадлежало им, и никто не сравнится с ними в знании местных условий. Мы идем лишь по их стопам, и наш долг перед ними не поддается измерению.

Лично я чрезвычайно обязан Петеру Глобу, моему товарищу по Дильмунской экспедиции. Приветливый прав Петера располагал к нему как шейхов, так и простых сельских жителей, а проницательный ум каждый раз выводил нас на нужный путь. Мы вместе обследовали большую часть территории, на которой потом работали. Лучшего друга я не мог бы себе пожелать.

Экспедиция продолжается, и конца ей пока не видно. Однако, сдается мне, мы достигли точки, когда можно нарисовать связную картину цивилизации, которая, как теперь выяснилось, существовала в кажущемся вакууме между древним Ближним Востоком и древней Индией. Поскольку моя книга, как уже было сказано, представляет собой личные записки, повествующие о труде археологов в новых районах и о сделанных ими открытиях, я надеюсь, что наши коллеги пе поиску в ожидании публикации подробного многотомного отчета об отдельных раскопках благосклонно встретят этот общий обзор наших работ и результатов.

Кала’ат аль-Бахрейн4 апреля 1969 г.

Глава первая

СНОВА В БАХРЕЙНЕ

Помнится, мы раскапывали тогда гать, сооруженную викингами. Было это в разгар дремотного лета 1953 г., в идиллическом уголке в сердце Ютландии. Тихий поток струился через заливные луга между низкими зелеными холмами. Коровы лениво почесывались о хлипкую изгородь, отделявшую наш раскоп от пастбища.

Тысячу лет назад эту долину пересекала одна из главных военных дорог датских викингов, соединяя военный лагерь Фюркат с портом Орхус. Дорога составляла одну из частей организованного комплекса военных приготовлений, бросающего новый свет на кажущуюся — во всяком случае, недавно прибывшему в Данию английскому археологу — случайность датских набегов в столетия, предшествовавшие норманнскому завоеванию Англин. Там, где она спускалась к заболоченному ложу долины, «саперы» Свейна Вилобородого настелили гать. Крепкие дубовые доски, настланные поперек, опирались на уложенные по пять в ряд бревна, которые, в свою очередь, покоились на подушке из хвороста и были скреплены через определенные промежутки вколоченными глубоко в трясину треугольниками столбов. Влажная почва сохранила до нашего времени этот замечательный образец строительного искусства на глубине около полуметра под травяным покровом.

По это была не единственная дорога, пересекавшая здесь долину. Под гатью викингов лежали три другие гати: верхняя — тоже деревянная, нижние две — мощенные булыжником, и они переносили нас в прошлое еще на полторы тысячи лет, в конец бронзового века. В пятидесяти метрах отсюда средневековый почтовый тракт все еще заметно горбил траву прилегающего луга, а далее, еще в ста метрах, современное шоссе протянулось вдоль дамбы, навсегда вознесшей его выше всех разливов и паводков, которые угрожали семидесяти пяти поколениям путников и одну за другой одолели пять прежних дорог.

Позади нас — местный рабочий, девушка-доброволец и я, — старавшихся распутать эти напластования дорог, стоял самый старинный в Дании дорожный знак. Там, где дорога упиралась в нагроможденную паводками гору досок — все, что осталось от моста пли настила через реку Аллинг, — викинги установили предупредительный знак, каменный столб с высеченной на нем личиной водяного: бессмысленно вытаращенные глаза, борода, судя по всему, сплетенная из развевающихся водорослей.

Сколько помнят местные жители, столб этот лежал лицом вниз, наполовину зарывшись в береговой дерн, и, пока один историк, сотрудник Национального музея, в поисках рунических надписей два года назад не поднял его, никто не знал о каменной личине. Тем не менее какие-то воспоминания явно передавались из уст в уста, потому что в здешней округе было хорошо известно предание об Оманде — водяном. Оманд будто бы каждый год требовал жертвоприношений, ежегодно кто-нибудь из пересекавших реку погибал, пока мелиоративное управление не соорудило дамбу, одновременно спрямив и углубив русло. Правда, однажды шесть лет прошло без жертв, зато на седьмой год в ненастную зимнюю ночь в реку провалился экипаж и утонуло сразу семь человек…

Однако в этот жаркий июльский день трудновато было поверить в мрачную репутацию здешней переправы, и пока мы продолжали зачищать и зарисовывать длинный центральный разрез через четыре чередующиеся дороги, наши мысли и взгляды все чаще обращались в другую сторону, от реки на вершину косогора, откуда дорога змейкой спускалась по склону к мосту и где стояла гостиница (надо думать, на этом же месте в свое время помещался постоялый двор викингов).

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное