В поисках Дильмуна

…Минуло около двух недель, как я прибыл на Бахрейн. Стояла середина лета, остров окутывала душная, влажная потогонная пелена, которая, как поведали мне сведущие люди, наползает с моря в июне и рассеивается только в октябре. С мрачным удовлетворением эти люди говорили о «самом мерзком климате в мире». И, по правде говоря, прилетев в июле из Англии на гидроплане, приводнившемся на беспокойном мелководье между собственно Бахрейном и лежащим севернее островком Мухаррак, я не видел причин возражать им. Заняв отведенное мне место в крохотном побеленном кабинете в просторном, тоже побеленном здании, я номинально возглавил отдел, ведавший снабжением трехсот с лишним человек, буривших нефтяные скважины в песках Катара. И хотя на самом деле я быстро убедился, что мои подчиненные — два десятка арабских и индийских клерков и агентов по снабжению — великолепно справляются со своими обязанностями без моего вмешательства, извращенное чувство «бремени белого человека» заставляло меня исправно сидеть за конторкой в окружении распахнутых настежь окон и под жужжание потолочного вентилятора подписывать накладные на всевозможные товары, от туалетной бумаги до трехтонных грузовиков, и визировать документы флотилии доу[4], которые прилежно доставляли в безводный Катар воду из источника на морском дне у берегов Бахрейна.

Через десять дней мой шеф — единственный, кроме меня, англичанин во всем здании — был вызван в Англию на срочное совещание. А еще три дня спустя наступил один из арабских праздников, когда принято, чтобы главы европейских фирм в Бахрейне наносили правителю визит и поздравляли его.

Чувствуя себя неотесанным чурбаном и изрядно нервничая, я вызвал большой черный лимузин шефа и направился во дворец, чтобы в качестве временно исполняющего обязанности управляющего Бахрейнским отделением одной из крупнейших в мире нефтяных компаний засвидетельствовать свое почтение абсолютному монарху.

Летний дворец находился километрах в пятнадцати к югу от города. Проехав по узким улочкам базарного квартала и миновав новые высокие жилые дома на окраине, мы очутились среди протянувшихся на несколько километров густых пальмовых рощ. Серые от пыли финиковые пальмы томились в жарких лучах утреннего солнца; в окаймляющих дорогу глубоких ирригационных каналах смуглые мужчины в набедренных повязках мыли где белых осликов, а где и грузовики. Еще один поворот — и мы в пустыне.

После сумеречной рощи меня на миг ослепило яркое солнце на белом песке. А когда глаза привыкли, я увидел курганы. По обе стороны дороги группировались невысокие— два-три метра — круглые насыпные бугры. Чем дальше, тем больше бугров. Их размеры росли, и строй становился все плотнее. Вскоре они заслонили весь горизонт. Впереди, сзади, справа, слева — кругом одни курганы, иные высотой до семи метров. Дорога спустилась в неглубокую долину, здесь высился лишь один десятиметровый холм. Когда же мы въехали на отлогий склон перед дворцом, я увидел, что протянувшийся километров на пять косогор сплошь занят курганами. Они выстроились так тесно, что, можно сказать, наступали на подол друг другу, смыкаясь подножьями. По обе стороны, сколько хватал глаз, километров на пятнадцать, если не больше, раскинулось нескончаемое кладбище; в поле зрения находились, должно быть, десятки тысяч холмов.

Я слышал раньше, что на Бахрейне есть курганы, и, гордясь званием археолога, собирался как-нибудь посетить их. Однако увиденное не укладывалось в моем сознании. Это скопище аккуратных холмиков, говорил я себе, — явление природы, прихотливое творение вулканических сил или ветра. Невозможно, чтобы все эти десятки тысяч бугров были могилами.

Я повернулся к Гхулуму и показал рукой на косогор. Водитель самого управляющего Гхулум не привык возить мелких сошек. Он был возмущен до глубины души, когда я распорядился подать его ревниво оберегаемую колесницу, и явно считал величайшей наглостью с моей стороны присваивать себе обязанности и права его шефа. Всю дорогу он хранил молчание и глядел только прямо перед собой, однако теперь малость смягчился— как-никак я был совсем новенький:

— Могилы, сахиб, португальские могильники.

Аудиенция у шейха явилась приятным контрастом. Пройдя через дворцовые ворота мимо стражей в красных чалмах, я присоединился к маленькой процессии европейцев, которая медленно шествовала через двор, чтобы приветствовать правителя. Когда я представился, шейх Сульман добродушно поглядел на меня и заговорщически улыбнулся, выслушав мои извинения по поводу того, что мой шеф был вынужден вылететь в Лондон; хотя Бэзил Лермитт трудился для обогащения извечного врага шейха Сульмана — катарского шейха Абдуллы, Сульман был к нему весьма расположен. Меня провели на отведенное мне место в зале аудиенций, и африканские слупи согласно ритуалу налили гостям горького кофе из латунных кофейников, после чего, выдержав предусмотренный этикетом срок, принесли тлеющие палочки сандалового дерева и побрызгали розовой водой в знак того, что аудиенция окончена.