Читаем В поисках Дильмуна полностью

Был ясный ветреный день. Вторая половина декабря, скоро рождество. И непривычное для мягкой бахрейнской зимы похолодание. Высоко в светло-голубом небе парили облака. Обычную мглу, застилающую дали, унесло, и через узкий пролив на западе отчетливо просматривались коричневато-желтые берега Саудовской Аравии. Километрах в двух позади нас, где кончалась проложенная нефтяной компанией дорога, на фоне желтого пустынного песка выделялась синяя коробка нашего фургона. Впереди до самого горизонта тянулись песчаные холмы и сухой кустарник; где-то за ними торчали скалы, обрамляющие котлован в сердце острова. Мы направлялись к расположенным вдали от поселений развалинам в юго-западной части пустыни, которые высмотрели на аэрофотоснимках.

П. В., шедший первым, вдруг нагнулся, потом повернулся ко мне, держа что-то в вытянутой руке.

— Мы отклоняемся от курса, — сказал он, роняя на мою протянутую ладонь осколок кремня.

Здесь следует объяснить, что археологи делятся на две основные группы. Одни помешаны на черепках, другие на кремне. Я принадлежу к первой категории, а П. В. при всей его разносторонности — ко второй. У настоящего любителя кремневых изделий совершенно особое зрение. Мало того, что он распознает обработанный камень на таком расстоянии, когда заведомо невозможно вообще отличить кремень от другого камня, — я убежден, что он видит его под землей на глубине до пяти сантиметров. Кусочек кремня, который подобрал П. В., не оставлял никаких сомнений. Пусть это был всего-навсего отщеп, другими словами, осколок, отскочивший при изготовлении какого-то орудия, — типичный бугорок свидетельствовал об ударе, который мог быть нанесен только рукой человека. Мы обнаружили бахрейнскую культуру каменного века.

Конечно, Дильмун тут был вовсе ни при чем. Обработанный кремень, найденный на поверхности земли, сам по себе не поддается датировке. Кремень не стареет и не разрушается. Лишь при особых обстоятельствах по является патина или след выветривания, позволяющий с уверенностью сказать, что отщеп образовался не позавчера. Но даже если есть патина, указывающая на значительный возраст находки, все равно по ней невозможно определить, какой цифрой выражается этот возраст— пятьсот или пятьдесят тысяч лет. Тем не менее, продолжая в то утро набивать карманы обломками кремня, мы могли составить кое-какое представление о людях, которые его обрабатывали. Собственно, орудий оказалось немного, чуть больше десятка (и все они, помнится мне, были найдены П. В.). Преобладали скребки и довольно грубые режущие приспособления. Это были орудия охотников, предназначенные для выделки шкур и работы по кости; и хотя ничто не указывало на их возраст, они несомненно принадлежали к общему ряду культур среднего палеолита. Следовательно, вряд ли им было больше пятидесяти тысяч лет, но и никак не меньше двенадцати тысяч. И даже эта минимальная цифра в три раза превосходила давность первого упоминания о Дильмуне.

Но ведь не поиски Дильмуна привели нас на Бахрейн. Мы прибыли искать следы древней деятельности человека, а уж куда древнее! П. В., знающий толк в такого рода делах, поведал мне вечером об огромном географическом разрыве между изделиями каменного века Палестины и Африки, с одной стороны, и Индии — с другой. В наших находках орудий каменного века из Аравии он видел возможное связующее звено. Пожалуй, именно в тот день мы впервые мысленно вышли за пределы острова Бахрейн. И тот факт, что развалины, ради которых была затеяна вылазка, принадлежали мечети, выстроенной от силы один-два века назад, ни в коей мере не мог умалить радость нашего первого открытия.

Глава третья

ПОТАЕННЫЕ САДЫ

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное