Читаем В поисках Дильмуна полностью

Однако это открытие, как и многие другие, еще принадлежало будущему, когда в январе 1956 г. я сидел на камне, глядя, как внизу возникает наш лагерь. Меня окружали развалины крепости. Внутренняя часть ее представляла собой обширную полосу камня и нанесенного ветром песка, круто спадающую от крепостного вала к сравнительно ровной песчаной площадке посредине. На этой площадке, защищенной валом от дующих круглый год северных ветров, мы и разбили лагерь. Разметили на песке длинный узкий прямоугольник — восемнадцать метров в длину, четыре в ширину. Здесь нам предстояло жить в доме, разделенном восемью поперечными стенами на девять маленьких клетушек размером два на четыре метра. Рядом должны были поместиться две постройки поменьше — одна для кухни, другая для повара и его помощника, которых нам еще. предстояло нанять. Третью сторону прямоугольника, между кухней и жилым строением, мы решили занять домиком под рабочее помещение и столовую. Размеры всех комнат были тщательно рассчитаны при участии Джафара. Ибо все лагерные постройки относились к типу барасти — хижин из пальмовых листьев, а Джафар слыл на Бахрейне знатоком такого рода конструкций.

Барасти — конструкция, уходящая в прошлое. Всего двадцать лет назад, когда я впервые познакомился с Бахрейном, селения среди финиковых плантаций целиком состояли из пальмовых хижин, да и в городах было немало таких построек. С той поры многое изменилось. Опустошительные пожары в пригородах, где жались друг к другу барасти, сильно умерили популярность этих жилищ, и правительство даже запретило их строить. С появлением электричества, вентиляторов и кондиционеров присущая барасти даже знойным летом прохлада перестала быть исключительным преимуществом пальмовых хижин. А главное, растущий достаток позволил большинству деревенских жителей строить каменные дома. Теперь барасти — жилище бедняков, в том числе археологов.

Одна из причин, почему мы решили строить лагерь внутри разрушенных бастионов португальской крепости, заключалась в том, что Манама стала нам не по карману. Экспедиция разрослась. Второй отряд в прошлом году насчитывал пять человек. Все коттеджи нефтяных компаний, увы, были нужны им для своих нефтяников, и мы сняли трехкомнатный домик. Пришлось ставить кровати и на кухне, и на чердаке — какие уж там удобства. В этом году третий отряд состоял из девяти человек, и перспектива поисков и оплаты сильно подорожавшего из-за инфляции жилья для восьми мужчин и одной женщины в стремительно растущей Манаме никак не вязалась с нашими финансовыми возможностями и организационными способностями. Мы решили «отуземиться».

Впрочем, были и другие причины, весьма ясно видные с моего наблюдательного пункта на бастионе. Во-первых, само место великолепно. В ста метрах к северу белый песчаный пляж простерся вдоль изумрудных вод над прибрежной отмелью; вдали, на глубине, цвет моря переходил в кобальт. На востоке, западе и юге метрах в двухстах располагались роскошные сады шейхов; под серовато-зелеными пальмами светилась яркая зелень жасмина, гибискуса и перечного дерева. Во-вторых, место работы располагалось прямо под нами. Лишенный растительности белый песчаный холм вокруг крепости, протянувшийся на шестьсот метров в направлении восток — запад и на триста метров от пляжа на юг, был нашим теллем. В его недрах таились остатки одного или нескольких городов. Мы копали здесь уже два года, но по-прежнему не представляли, как далеко в древность уходит поселение. А нам хотелось это выяснить — по возможности в этом году.

Приятно было сидеть наверху и наблюдать за развернувшейся у крепости работой. Десять человек трудились над делом, в котором мы, начертив план, уже ничем не могли помочь. Все они были из деревни Бани Джумра, чьи жители специализируются на ткачестве и строительстве барасти. Кроме Джафара —= старосты деревни, местного лавочника и искусного конструктора барасти — бригада состояла из шести юношей-подручных и трех на редкость морщинистых и удивительно подвижных стариков, занятых собственно строительством. Вереница запряженных осликами тележек подвозила пальмовые листья, связки длинных очищенных черешков, мотки джутовой бечевки, рулоны циновок из пальмовых листьев и штабели длинных толстых жердей (нам объяснили, что это мангровое дерево, импортируемое из Индии). Весь строительный материал складывали в сухом рву ниже крепости, откуда его по мере надобности подносили подручные.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное