Читаем В поисках Дильмуна полностью

Пришла пора планировать очередной полевой сезон. Надлежало сформулировать и запечатлеть на бумаге обзор наших достижений и неразрешенных вопросов. Надо было отчитаться перед финансирующими организациями и лицами, как мы распорядились их деньгами, и просить ассигнований на следующий этап работы. Каждый год составление надлежащих писем фонду Карлсберга, правительству Бахрейна и Бахрейнской нефтяной компании знаменовало финальный акт одной экспедиции и официальный старт следующей. А в этом году предстояло написать два новых письма — правительству и нефтяной компании Катара.

Письма с просьбой о субсидировании деньгами во многом составляли наименее приятную часть наших экспедиций. Хотя мы неизменно встречаем полное и доброжелательное понимание нашей потребности в ссудах от правительств и нефтяных компаний, нам не доставляет большой радости из года в год выступать просителями. Есть тут и другие минусы. Полное отсутствие средств у нашего музея означало, что мы, как говорится, считали каждый грош и могли планировать не больше, чем на год вперед. О каких-либо капитальных расходах на столь удобные для перевозки грунта самосвалы или узкоколейки не приходилось и мечтать. Купить новый «лендровер» — значило поступиться двадцатью днями раскопок; между тем для разведки в Катаре нам требовались в очередном году два «Лендровера».

Тут еще возникла новая проблема, которая в последующие годы приобрела все более внушительные размеры. Бахрейнское правительство было вправе возражать, если деньги, выделенные для работы на Бахрейне, будут расходоваться на исследования в Катаре. В свою очередь, правительство Катара и Катарская нефтяная компания, щедро откликнувшиеся на наши ходатайства о ссудах, естественно, ожидали, что эти средства используются в Катаре, а не на Бахрейне. Отсюда бесконечная возня с денежными расчетами. Расходы на почтовые марки для писем бахрейнскому и катарскому правительствам, как и следовало, относились соответственно на счет Бахрейнской и Катарской экспедиций, а вот кому платить за почтовую бумагу? И если с авиабилетами Бахрейнского и Катарского отрядов все оставалось ясно, то на чей счет заносить наши с П. В. билеты? В промежутках между полевыми сезонами финансовая часть нашей экспедиции стала отнимать большую часть моего рабочего времени.

Однако деньги поступали, очередная экспедиция приобретала реальные очертания, и после обычных мучений с визами и прививками в рождественские и новогодние праздники члены экспедиции 1957 г. в начале января собрались в Копенгагене и сели на самолет, чтобы лететь на Бахрейн. Год выдался беспокойнее обычного. Ибо па предшествующую осень пришелся Суэцкий кризис. Ближний Восток бурлил, и несколько месяцев казалось, что ни о каких археологических изысканиях не может быть и речи. Однако буря улеглась, и к тому времени, когда мы тронулись в путь, для нас кризис выразился лишь в том, что пришлось лететь не через Египет, а через Ирак.

На этот раз нас было десять человек — внушительный отряд, если вспомнить о двух археологах, положивших начало всей затее три года назад. Шесть человек — ветераны предыдущих сезонов. Юнису предстояло заведовать лагерным хозяйством; Педер Мортенсен и Хельмут Андерсен возвращались к своему храму у Барбара; Могенс Эрснес и П. В. собирались продолжить раскопки дворца; меня ждала моя траншея. Обязанностью одного из новичков, архитектора, было черчение планов для всей экспедиции; другой, студент, предназначался мне в помощники. Остальные двое были опытные археологи. Поуль Хярум готовился заложить новый шурф в центре португальской крепости: нас вдруг осенила догадка, что крепость могла быть воздвигнута поверх цитадели прежних городов, а в таком случае можно найти очень важные вещи. А Вигго Нильсена ожидала раковинная куча на юго-западном побережье Бахрейна.

Мы не забыли Катар, но решили, что для основательной разведки туда лучше снарядить большой отряд, не менее половины нашей экспедиции, и потратить на это целый месяц из трех нашего сезона в области Персидского залива. Это позволит в более короткий срок обработать такую же площадь, какую двое охватили бы за все три месяца, и мы сможем захватить с собой один из имеющихся «лендроверов», так что понадобится прикупать только одну новую машину.

Раковинная куча Вигго всех нас интриговала. Датские археологи, что называется, выросли на раковинных кучах, которых на побережье Дании найдено великое множество. Речь идет о знаменитых «кухонных кучах»[29], оставленных общинами охотников и рыболовов, населявших датские берега около 6000 г. до н. э, задолго до того, как в страну пришли первые земледельцы каменного века. У нас не было причин полагать, что бахрейнские «кухонные кучи» окажутся полной аналогией датским. Данная куча была обнаружена П. В., когда он во время нашего второго сезона искал стоянки с кремнем в южной пустыне. Опа возвышалась на самом берегу, отделенная от твердой почвы опасным солончаком. Не вызывало сомнений, что солончак прежде был островом, а раковины в куче принадлежали жемчужницам.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное