Читаем В поисках Дильмуна полностью

Географически эта восточная оконечность Аравии совершенно выпадает из общей картины края. Горные гряды соединяются с основным массивом Аравийского полуострова низменной равниной — расчерченной волнами красных барханов песчаной пустыней, которую называют Пустым Углом Аравии. Большая часть гор и восточное побережье, обращенное к Индии, — территория Омана, а на берегу Персидского залива разместилась цепочка мелких княжеств, чью независимость гарантирует договор, навязанный полтораста лет назад под дулами орудий британского флота. После подписания договора эта область получила официальное наименование Договорного Омана (с 1971 г. — Объединенные Арабские Эмираты. — примеч. ред.), не менее уместным было и прежнее название — Пиратский Берег. Именно частые нападения хорошо вооруженных пиратов на корабли Британской Ост-Индской компании послужили поводом к вмешательству британского флота в 1819 г.[41].

Из семи княжеств этого района только Абу-Даби отличается сколько-нибудь значительными размерами. Замыкая цепочку на юге, его территория с не очень-то четкими границами простирается далеко в глубь Пустого Угла и километров на полтораста в восточном направлении, где у подножия Оманских гор находится большой оазис Бурайми.

До недавнего времени Оманский полуостров был, пожалуй, самым уединенным и наименее исследованным уголком всего мира, а Абу-Даби — наименее известной частью Оманского полуострова. Когда два года назад там обосновался Тим, кроме него на всей территории княжества (около 80 тысяч квадратных километров) проживал лишь еще один европеец — британский политический советник. Но с прибытием Тима европейское население возросло в четыре раза, так как он привез с собой жену и маленькую дочурку. Два года эта маленькая семья вела изолированное существование в небольшом приморском городе, являющемся столицей княжества, и как только Тим узнал, что ко мне присоединились Вибеке с детьми, он вслед за первой телеграммой прислал новую, настойчиво приглашая их приехать вместе со мной в Абу-Даби.

Самолет шел уже над глубокими водами за Катаром. Здесь не увидишь зеленого мелководья, окаймляющего побережье от Бахрейна до Кувейта и простирающегося почти на всем пути от Бахрейна до Катара. Глубокая синяя чаша моря смыкается с синевой небосвода, и казалось, что мы летим в центре лазурной сферы. Я мысленно обратился к предстоящей задаче.

Арена работ нашей экспедиции ширилась с невероятной быстротой. От Бахрейна до Абу-Даби на юго-востоке столько же, сколько до Кувейта на северо-западе; прибыв туда, мы окажемся в 800 километрах от наших новых раскопок на Файлаке. Я говорил себе, что Дильмун никак не мог охватить всю эту область. Ведь получается расстояние, превышающее дистанцию от Ура до Ниневии и в полтора раза большее, чем от Мохенджо-Даро до Хараппы. Если курганы Тима и впрямь «бахрейнского типа», выходит, что Дильмун по протяженности был равен Вавилонии и Ассирии, вместе взятым, превышал Верхний и Нижний Египет и не уступал могучей цивилизации Индской долины. Потешив себя несколько минут мыслью о Четвертой Великой Державе на востоке, я неохотно отбросил эту идею. По зрелом размышлении приходилось признать, что наличные свидетельства говорят против нее.

Взять хотя бы Катарский полуостров. Мы достаточно поработали там, чтобы с определенностью утверждать, что в Катаре нет никаких следов наших дильмунских культур. А ведь вряд ли можно представить, чтобы «Дильмунская империя», простирайся она вдоль всего аравийского берега Персидского залива, не учредила никаких поселений на самом заметном географическом пункте этого побережья, тем более в пределах видимости от своего главного центра на Бахрейне. Да и двенадцать курганов Тима — отнюдь не достаточная основа для столь экстравагантной гипотезы. Я теперь вообще подходил к могилам с недоверием. Даже на Бахрейне мы пришли к твердому выводу, что тамошние курганы относились к двум различным периодам. Подавляющее большинство — огромные некрополи на северном и западном склонах центральной возвышенности — несомненно принадлежало «барбарской» культуре; однако несколько сот погребений по обе стороны дороги к югу от португальской крепости содержали черепки тонкостенных глазурованных мисок, относящихся к периоду, который мы именовали эллинским. Катарские курганы (к этому времени мы раскопали пять из них) тоже никак не привязывались к «барбарскому» периоду. Правда, там мы до сих пор не добыли поддающегося датировке материала, потому что рядом со скелетами не лежало никакого погребального инвентаря, но сами камеры формой и конструкцией совершенно отличались от известных нам бахрейнских типов. В области Персидского залива, где почвенный слой на коренной породе очень тонок, в любой период хоронить покойников в курганах было вполне естественно.

Наконец, если существовала четвертая великая держава, следовало допустить существование и пятой. Среди кандидатов на роль Макана видное место занимал Оман.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное