В поисках дракона

Эта кустарниковая местность казалась совсем бесплодной. Но Комелли всегда находил, чем дополнить наш рацион из фарины и чарки. У низенькой пальмы карандилльи он срезал белые, плотные, как орех, побеги, вкусом напоминавшие цикорий. По его словам, эти побеги часто едят индейские женщины, когда кормят своих младенцев грудью. Он показывал мне, какие ягоды съедобны, а какие ядовиты. Однажды мы нашли упавшее дерево с пчелиным гнездом. Комелли собрался тут же его вскрыть, но я предложил сначала устроить дымокур, чтобы выкурить побольше пчел и свести к минимуму риск быть искусанными. Комелли от души посмеялся над моими страхами.

— В Чако, — сказал он, — действительно есть пчелы, которые здорово жалят, но только не эти.

И точно, когда мы принялись разделывать ствол своими мачете, пчелы хотя и гудели грозно у нас над головами, но жалить не пытались. Мы вытащили крупные соты, полные меда, и уплетали их, как медведи — с воском, молочком, личинками и всем остальным, а мед так и тек у нас по щекам.

Мы продолжали целыми днями искать гигантского броненосца, хотя уже почти отчаялись его найти. Комелли уверен, что этот зверь редко выходит из норы при свете дня. Но нас не оставляла надежда отыскать какие-нибудь признаки близкого присутствия гиганта. Мы обнаружили еще несколько нор, но все они были похожи на предыдущие, и ни одна не оказалась жилой. Ночью мы полагались на чутье собак. Они разыскали одного волосатого броненосца и несколько трехпоясных, а как-то вечером поймали и сожрали лису. Но ни им, ни нам не удалось найти ни одного свежего следа тату каррета.

Мы ехали по тропе до тех пор, пока она не вывела нас на открытую равнину. Дальнейшие поиски не имели смысла, так как тату каррета, по словам Комелли, практически не выходит из-под прикрытия кустов. Разочарованные, мы повернули назад, в Паса-Роха.

Сидя у костра, мы рассказали Чарльзу и Сэнди о нашей поездке в монте. В это время в лагере появился Живодер. В руке у него был крупный пушистый филиненок, длинноногий, с огромными желтыми глазищами и непомерно длинными ресницами. Живодер глуповато ухмылялся, словно его вовлекли в какую-то детскую игру. Не в его натуре было нянчиться с таким ничтожеством, как птенец, но и обращаться с малышом слишком уж грубо он не решался. Было совершенно ясно, что он надеется заработать на филиненке.

Он положил птенца на землю и присел к огню. Филиненок выпрямился, щелкнул клювом и что-то тихо протрещал себе под нос. Я сделал вид, что не замечаю его.

— Добрый вечер, — церемонно произнес Живодер.

Мы ответили с не меньшей учтивостью. Живодер мотнул головой в сторону птенца.

— Очень хороший, — начал он, — очень редкий.

Я рассмеялся.

— Это ньякуруту, филин. Совсем он не редкий.

Живодер оскорбился.

— Очень ценная птица. Попадается куда реже, чем тату каррета. Хочу оставить его себе.

Очевидно, он надеялся, что это меня огорчит и я сдамся. Но я молча продолжал смотреть на огонь.

— Я его тебе уступлю, если он тебе нравится, — предложил Живодер.

— И сколько же ты за него хочешь?

Именно этого вопроса Живодер и ожидал, но теперь, в решающий момент, он как будто устыдился того, что было у него на уме. А я знал, что там было. Он потыкал веткой в костер и промямлил:

— Твой нож.

Нам скоро предстояло навсегда покинуть Чако, а в Асунсьоне я мог без труда купить себе новый нож. Я отдал нож Живодеру и взялся за птенца: его надо было кормить.

Филиненок оказался нашим последним приобретением в Пасо-Роха. Наутро мы отправились в обратный путь, так как через пять дней на эстансию «Эльсита» должен был прилететь самолет, чтобы отвезти нас в Асунсьон.

Глава десятая Передвижной зверинец

Стоявшая больше двух недель жаркая сухая погода изменилась, когда мы уже были рядом с эстансией. Багровый рассвет озарил сгущавшиеся тучи, и через некоторое время разразился затяжной ливень. За несколько часов взлетная полоса у дома превратилась в болото. Фаустиньо связался с аэропортом Асунсьона и отменил рейс, назначенный на завтра специально для нас.

Прошла почти неделя, прежде чем полоса как следует подсохла. И вот наконец самолет прибыл. Мы разместили в нем броненосцев, кайманов, носух, юного филина и остальных своих животных. Уже перед самым прощанием появился индеец Спика с тремя попугайчиками. Ими, к большому удовольствию индейца, мы завершили покупку местных животных. Фаустиньо вручил нам огромный кусок свежего мяса с просьбой передать его своим родственникам в Асунсьоне.

— Несчастные, — сказал он, — они там никогда не едят настоящего мяса.

Эльсита с неизменной сигарой оставила на время своих младенцев, чтобы присутствовать при нашем отлете. Комелли, прощаясь, тепло жал мне руку.

— Я еще поищу этого черта, — сказал он, — и, если найду, примчусь в Асунсьон и сам вам его вручу. Если, конечно, вы еще будете в Парагвае.

Самолет затарахтел, мы захлопнули дверь и через два часа были в Асунсьоне.