В поисках единорога

У племени тонга нам удалось наконец точно выяснить, каковы из себя и где обитают единороги. Они пасутся, сказали нам, на берегах тихой реки в четырех днях пути от деревни. Кроме того, нас предупредили, что чудища эти свирепы и совершенно неукротимы (о чем мы и так знали) и что их твердую шкуру не пробивают ни стрелы, ни копья, поэтому охотиться на них невозможно, а когда единорог разъярен, он без всякой жалости пускает в ход свой мощный рог на морде, которым может выкорчевать небольшое дерево — такова его сила. Узнав, что мы явились из далекой-далекой страны лишь потому, что нашему королю понадобился рог единорога, тонга объявили нас либо глупцами, либо безумцами и добавили, что задача наша невыполнима. Мы им объясняли, что если единорогу привести девственницу, он становится кротким и позволяет отрезать себе рог, но невежественные туземцы смеялись над нами до слез, хлопая себя ладонями по бедрам, точно малые дети. Мы с Андресом де Премио переглянулись, не зная, следует ли обижаться и требовать удовлетворения или же лучше не обращать внимания, как на дергание за волосы и бороды, — ведь эти бесхитростные люди не имеют никакого понятия о законах приличия. Но теперь, вплотную приблизившись к своей цели, мы уже не хотели ни с кем драться, поэтому пропустили насмешки мимо ушей и повторили, что для поимки зверя нам нужна нетронутая девица. Однако в деревне не оказалось ни одной девственницы старше четырнадцати лет, так как по достижении этого возраста они расстаются с невинностью — не в силу собственной распущенности, а согласно традиции. Так уж у них заведено. Что поделаешь, пришлось нам удовольствоваться тринадцатилетней девочкой, впрочем, поскольку негритянки развиваются раньше белых женщин, многие из них в тринадцать обладают куда более пышными формами, чем их светлокожие ровесницы. Словом, мы выразили желание купить тринадцатилетнюю. Туземцы наперебой стали предлагать нам своих дочерей, но цены назначали столь высокие, что мы и не представляли, как будем платить. Здесь за женщин дают коровьи шкуры и мешки зерна, но у нас ничего такого не было, долгое путешествие оставило нас совершенно нищими. Тут пришел человек, видевший, как арбалетчики стреляют, и сказал, что отдаст свою дочь за шесть арбалетов. А у нас после перехода через пустыню из страны мавров меж собой был твердый уговор: ни за что неграм арбалетов не давать и даже стрелять из них не разрешать никому. Ведь мы прекрасно понимали, что вся наша сила и все наше величие — в не виданном в этих краях оружии. По правде сказать, один только Черный Мануэль научился обращаться с арбалетом. Таким образом ему оказывали особую честь за то, что он сделался добрым христианином, приобщился к нашим обычаям и проявлял столь выдающееся трудолюбие, — мы даже подумывали взять его с собой, когда покинем Африку, как своего полноправного товарища.

Итак, выслушав предложение сменять шесть арбалетов на девушку, мы все вместе собрались на совещание, чтобы обсудить наш ответ. После длительных препирательств заключили: столько стрелков погибло, что лишних арбалетов накопилась куча, и никто уже ими не пользуется, более того, многие пришли в негодное состояние, а починить их все равно нечем. В итоге порешили дать за девицу арбалеты, но не шесть, а два. Подозвали продавца и попытались всучить ему два самых плохоньких, но он все твердил, что хочет шесть, да еще пальцем указывал, пройдоха этакий, на лучшие из лучших — видно, глянулись ему приклады, украшенные чеканкой по черненой меди. Мы же стояли на своем: два, и не больше. Торг тянулся почти целый день: отец девушки выставил ее перед нами, без конца ощупывал, раздевал, приглашал нас собственноручно убедиться в ее невинности, точь-в-точь купец, нахваливающий свой товар, разложив его во всей красе по прилавку. В конце концов, уже в сумерках, договорились до цены в три арбалета — тех, что мы сами выберем. Негр удалился довольный (и без единой стрелы, так как боеприпасы сделкой не предусматривались), а мы заполучили девственницу. Звали ее Адина, была она тихая и смешливая и мне показалась хорошенькой на свой африканский лад. Похоже, оставшись одна с нами, она перепугалась, поэтому я отыскал в своем мешке завалявшиеся там желтенькие бусы и вручил ей. Она тотчас заулыбалась и нацепила их на шею. Затем я отдал строжайший приказ: всем без исключения заботиться об Адине, а ежели кто посягнет на ее честь, будет гореть заживо, ибо от нее зависит усмирение единорога, а значит, и успех всего предприятия во славу нашего короля. Все отнеслись к предупреждению серьезно.