В поисках единорога

Сказано — сделано. На следующее утро мы двинулись дальше на юг в сопровождении двух проводников из племени тонга. Они были следопыты и отлично знали, куда единороги ходят на водопой. Еще до рассвета мы успели пройти две лиги по степи, а вечером устроили привал возле встреченной на пути речки. На ужин наши подстрелили большую антилопу и изжарили ее, приправив душистыми травами из запасов фрая Жорди. Покончив с едой, мы условились сейчас не переходить реку, а здесь же дождаться, пока займется новый день. И только я огласил общее решение, как с севера прилетели три огромные черные птицы, уселись высоко в ветвях ближайшего к нам дерева и долгое время на нас таращились оттуда. Толстыми клювами они напоминали воронов, но то были какие-то другие птицы. Потом они вспорхнули с веток и продолжили свой полет на юг. Мы сочли это добрым знамением и истолковали в том смысле, что через три дня увидим единорога. И в самом деле, три дня спустя посреди равнины вдали показались раскидистые деревья, дающие прекрасную тень. А под деревьями, судя по густым зарослям тростника, протекал ручей. Рядом мы различили три больших пятна, смахивавших на валуны, и еще три пятна поменьше. Однако, когда валуны зашевелились, стало ясно: это животные. Проводники тонга пришли в чрезвычайное возбуждение, принялись размахивать руками в том направлении, повторяя слово, которое на их языке означает „единорог“, и отказались идти дальше.

В небе ослепительно сияло солнце, неподвижный знойный воздух благоухал степными травами и смолой. Я вдруг ощутил такую легкость во всем теле, словно вернулась молодость, давно утраченная в бесконечных изнурительных странствиях. Лишь усилием воли я сдержал слезы, чтобы не уронить себя в глазах юной Адины, стоявшей рядом со мной. Но потом я оглянулся на своих товарищей и заметил, что многие расплакались при виде единорога, ради которого мы столько лет назад покинули Кастилию. Негры же медленно отступали, как будто в страхе перед великим событием.

Я снова пригляделся к единорогам, но они не двигались, замерли на месте, точно как слоны, а рога во лбу видно не было из-за дальности расстояния. Поэтому я велел своим людям идти вперед, растянувшись цепью, чтобы каждый арбалетчик находился в двадцати шагах от товарища и чтобы за каждым следовал негр с запасным арбалетом и стрелами. Когда до единорогов останется примерно два полета стрелы, всем стоять, мы с девочкой приблизимся к ним одни. По моему сигналу подойти на расстояние выстрела, а как укротит девственница чудовище и будет ясно, что оно не намерено сопротивляться, тогда пусть к нам присоединятся двое с топором, дабы отрубить рог. Если же единорог проявит беспокойство, всем стрелять из арбалетов, целясь в живот и за уши, где, судя по нашим наблюдениям за слонами, шкура у зверя наименее прочная.

Уговорившись о порядке действий, мы двинулись вперед, а все негры, что получились лишними, остались позади и с ужасом глядели нам вслед. Юной Адине уже объяснили, что единорог не причинит ей вреда, но она все равно оробела и крепко-накрепко стиснула мою руку. Ее била дрожь, и я принялся утешать бедняжку, нашептывая ей на ухо ласковые слова, смысла которых она не понимала, но улавливала ободряющий тон. Таким манером мы вошли в высокую траву, и у большого дерева, отмечавшего половину пути, цепь облавы остановилась, как я и приказывал. Далее мы с девочкой шагали вдвоем. Теперь уже вполне можно было разобрать, что единственный рог чудища совсем не таков, каким я его представлял и каким его описывал оставшийся в задних рядах фрай Жорди, — то есть не длинный, белый, витой и заостренный, а, напротив, короткий и мощный, формой напоминающий срамный уд и чуть-чуть загнутый кверху. И находился он не во лбу у единорога, а на морде — правду говорили негры тонга.

Почувствовав — возможно, унюхав — наше присутствие, самый крупный и ближайший к нам единорог оторвался от пожирания травы, чуть повернул огромную голову в нашу сторону, пошевелил небольшими, как у лошади, ушами и снова замер. Мы между тем подходили все ближе, и девочка обливалась потом, тряслась, вцепившись в меня мертвой хваткой, а я прикрывался ею, чтобы единорог учуял ее первой и сделался ручным от ее запаха. Меня приводили в восхищение и великолепный рог зверя, точно у неслыханно большого вола, и его короткие ноги-столбы, и громадная тяжелая голова, точно у кабана, одинаковая по ширине и там, где глаза, и там, где нос. А на носу — о, этот могучий рог! И над ним в придачу еще рожок поменьше.