В поисках христианской свободы

Эти немецкие старейшины признают, что «запутались» в правилах организации. С одной стороны, Свидетелям было разрешено преподавать нерелигиозный предмет в школе, принадлежащей какой–либо религиозной организации, но с другой стороны, им нельзя было преподавать тот же самый предмет в школах для детей армейского персонала, если эта школа содержалась или руководилась военными.

Так как Общество Сторожевой башни рассматривает все религиозные организации, кроме собственной, в качестве части «Вавилона великого», великой блудницы из книги Откровение, и, следовательно, в качестве противников Бога и Христа, трудно понять, почему в отношении школ, содержащихся за счет Департамента обороны, была занята иная позиция, нежели в отношении школ, содержащихся за счет церковной организации. Однако по какой–то непостижимой причине одна работа разрешена, другая же приведет к лишению общения.

Даже если Свидетель чего–то не понимает, он должен подчиниться — в этом состоит склад ума, прививаемый всем Свидетелям. Обратите внимание на приводимые слова Свидетельницы, чей вопрос тогда решался: «какое бы решение не приняли братья в Бруклине, она так и поступит». Это считается правильным отношением, «теократическим» отношением, выражением преданности Божьей организации. Однако это в точности противоречит ранее приводимым принципам из журналов Общества, в которых людей призывали не поддаваться авторитарному внушению и не позволять другим думать за себя.

Когда старейшины говорят в письме, что будут «по–прежнему хранить организацию Иеговы чистой», что это по сути означает? Это означает, что эти мужчины будут по–прежнему со всем должным рвением придерживаться действующих в данный определенный момент правил, что они будут лишать общения тех, кто не придерживается этих правил (например таких людей, которые будут заниматься работой, ранее попадавшей в «серую зону», но сейчас постановлением организации перенесенной в «черную зону»). Старейшины могут быть «запутавшимися» (как они сами говорят), но это не остановит их от того, чтобы лишить человека общения, изгнать его, признав его поведение нехристианским. Главное — послушание правилу Общества. При этом создается ощущение, что «если организация указывает нам что–то сделать, мы не будем нести ответственности перед Богом за ошибку». Тот же самый склад ума можно было видеть у людей во многих странах, которые, совершая серьезные несправедливости, заглушали свое чувство вины и извиняли себя тем, что они «просто выполняли приказы начальников». Даже светские суды отвергли такое извинение. Насколько же решительнее должны отвергать его христиане!

Примером того, как подобное стремление повиноваться организации может оказывать купирующее, ограничивающее влияние на мышление человека, явился для меня случай, рассказанный Робертом Лангом, который тогда был помощником надзирателя Дома Вефиля в международной штаб–квартире. Его перевели в другое собрание в районе Нью–Йорка, и, как он рассказывал мне, на одной из первых посещенных им там встреч к нему подошли старейшины, чтобы спросить совета. Похоже, что одна молодая женщина, сестра одного из служебных помощников, была лишена общения, однако по–прежнему посещала встречи. У нее был маленький ребенок, которого она приносила с собой в Зал Царства в детской коляске. Сам Зал располагался на втором этаже здания, а лестница была длинная и крутая. Когда эта женщина приходила на встречи, то, поднимаясь по ступенькам спиной вперед, она тянула за собой коляску, в которой находился ребенок. Вопрос, который задали старейшины состоял в следующем: можно ли было брату этой лишенной общения женщины помогать ей подниматься по ступенькам! Некоторые думали, что можно, другие говорили, нет, нельзя, раз она лишена общения, к ней нужно относиться так, словно ее нет в здании. К своей чести, Ланг ответил: «Я не знаю, какое есть на этот счет правило, но я знаю одно: если я увижу ее внизу когда она станет поднимать коляску по ступенькам, я помогу ей! Когда я только подумаю о том, что может случиться, если она споткнется и не удержит коляску…»[499].

Что больше всего пугает в этом случае, так это то, что взрослые люди не считали себя вправе руководствоваться голосом собственного сердца и разума в ситуации, в которой так ясно нужно было проявить человеческую доброту. Они больше беспокоились не о жизни младенца, а о том, какое правило было в организации на этот счет. Они проявили себя глубоко обедненными людьми в вопросах нравственности, справедливости и несправедливости.