В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

То, как Лин подчеркивает слово «думается», придает фразе оттенок скорее веры, чем воспоминания. Получается, что путешествие из Гааги в Дордрехт запечатлелось в памяти ярко, а следующее, через полтора года, стерлось начисто.

Мне снова приходит на ум, что́ Лин сказала во время нашей первой беседы о ее воспоминаниях военных лет. «Без семей нет и никаких историй». Проведя столько месяцев в сумраке, Лин почти не замечала других людей, даже если они были рядом, – а все потому, что не ощущала с ними связи. Из-за своей изоляции она перестала видеть мир вокруг.

– Я просто существовала, и всё, – рассказывает она, – а где, как и с кем – в точности не знала. Когда не соотносишь себя с прошлым или будущим, перспектива искажается. Моя вовлеченность едва теплилась (Лин произносит английское слово «вовлеченность» – involvement), если вы понимаете, о чем я. И мне верится, что это точная формулировка. Понимаете?

Формулировка «едва теплилась» кажется мне очень точной, и впоследствии, описывая этот этап жизни Лин, я еще не раз к ней прибегну. Я слушаю ее рассказ о том, что она чувствовала в Эйсселмонде, в других местах, и начинаю лучше понимать ее. Никогда еще я так отчетливо не понимал, что человека создают прожитые им годы.

12

Следующие несколько дней я езжу по Нидерландам, посещаю архивы и места, связанные с детством Лин. В Нидерландском институте изучения войны, Холокоста и геноцида вокруг меня приглушенно переговариваются ученые и прилежные аспиранты. Из сада во внутреннем дворике сочится серый свет. А я получаю лично в руки учетную карточку деда. На ней записано, что он был заключенным в Вюгте. Его отправили туда после облавы, которую помнит Лин. Безобидный клочок желтой бумаги, вверху которого неровно напечатано его имя (у деда с моим отцом одинаковые имена и даты дня рождения совпадают).

Вюгт – единственный в Нидерландах концлагерь СС – был построен в 1943 году силами его же узников. За рвом и оградой из колючей проволоки стояли тюремные виселицы, где казнили пятьсот человек, выбранных произвольно. Другие умирали от удушья в битком набитых бараках; узников постоянно травили собаками, заставляли носить деревянные башмаки с гвоздями внутри, до крови ранившими ноги. Лагерь также использовался как перевалочный пункт для более чем тысячи еврейских детей. Держа в руках желтую учетную карточку, я спрашиваю себя, видел ли их мой дедушка и думал ли он о Лин.

В институтском архиве хранятся и другие документы, так или иначе связанные с историей Лин, например, письмо дордрехтского врача, напечатанное на его бланке в 1941 году. Доктор Кахен объясняет своим пациентам, что его диплом, честно заслуженный почти тридцать лет назад, теперь недействителен и он вынужден просить пациентов перейти к другому врачу – не еврею. Он рекомендует Яна Херому, мужа Тоок, которого называет «человеком с золотым сердцем». Если пациенты переведутся к доктору Хероме, поясняет Кахен, тот будет передавать ему гонорары за их прием и тем самым поможет в эти трудные времена. Возможно, говорится в письме, пациенты знают этого человека с золотым сердцем, потому что тот прославился как герой, спасая раненых под огнем в бою за Дордрехт, год назад, при вторжении немцев.

Наконец, в архиве хранится подтверждение участи, которая постигла родителей Лин, – разумеется, ей самой уже все давно известно. В кратком полицейском рапорте задокументирован их арест 9 октября 1942 года в 22 часа. Заметка об аресте, аккуратно выписанная от руки, кажется крошечной рядом с отчетом о мелком дорожном происшествии – велосипедном столкновении, который занимает большую часть той же страницы. Поразительно, что полицейский, составлявший рапорт, не поленился зайти в больницу и проведать пострадавшего велосипедиста, но смог безучастно написать об аресте и депортации еврейской пары.

Покинув дом, Чарльз и Катарина бежали в Лейден, скрывались там в убежище, и, похоже, на них донесли. Я представляю их – ему тридцать пять, ей всего двадцать восемь, они рука об руку стоят перед теми, кто пришел их арестовывать, во главе с голландским полицейским Ульрихом Кунрадом Хоффманом, ровесником Чарльза.