В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

Когда мне было восемь лет, я отправилась в убежище, попрощалась с отцом и матерью и думала, что это всего на несколько недель.

Но так продолжалось и продолжалось без конца, и больше я никогда их не видела.

Мой отец – Чарльз де Йонг, он погиб в Аушвице, ему было тридцать семь лет.

Моя мать – Катарина Спиро, она погибла вместе со своей матерью, Сарой Вервер. Моя мать погибла в двадцати девяти лет и моя… моя бабушка в пятьдесят шесть.

Родители моего отца: Давид де Йонг, ему исполнилось пятьдесят восемь, и погиб он со своей женой, Хесселин Лион, в ее пятьдесят семь.

У моего отца была одна сестра. Ей исполнилось тридцать девять лет, она погибла в тот же день, что и ее дети: Серина Мозес и Давид Мозес. Серина была моя любимая двоюродная сестра, ей исполнилось пятнадцать, а Давид был на три месяца старше меня. Я всегда с ним играла. Ему было девять.

И все они погибли в Аушвице.

Их отец погиб в Собиборе. Ему исполнилось сорок четыре.

Другой брат матери в сорок четыре года погиб в Аушвице.

Еще одному брату было тридцать два, и он погиб в Европе, а его жене было тридцать шесть, и она погибла в Аушвице.

А их дети… их дети, Нико и Робби, погибли, когда им было четыре и три, и старший… выжил, но повесился после войны.

А еще была одна сестра моей матери, ей исполнилось тридцать семь. Она погибла в Аушвице.

И я хочу сказать вам. Всю мою жизнь мне их не хватает.

Наступает молчание, и слышится приглушенный плач, и длинный список имен, зачитанный Лин, сливается с множеством других:

Фрида Зингер, Мордехай Зингер, Голда Зингер, Мойше Зингер…

И так далее.

Некоторое время мы молчим.

– Как это было прекрасно, – наконец говорю я, – когда вы их называли.

Лин кивает.

– Я была очень счастлива, что назвала всех по именам, – отвечает она.

В этот раз я ночую у друзей в Лейдене. Первый этап работы над книгой о Лин закончен. Утром навожу еще несколько справок в университетской библиотеке и прикидываю, смогу ли еще приехать в этом году. Когда в декабре мы с Лин строили план моего приезда, она предупредила, что в последний день этого визита будет занята. Даже вчера утром она не сказала, чем именно, возможно, смущаясь говорить о глубоко личном и важном: у нее дома соберется кружок знакомых буддистов. Однако вечером Лин все же рассказала мне и о встрече, и о том, какую важную роль эти беседы теперь играют в ее жизни. Она предложила пообедать вдвоем. Кружок соберется только в половине третьего, а когда участники начнут подтягиваться, я перейду в переднюю часть квартиры, которая отделяется от гостиной раздвижными стеклянными дверями. Там я смогу посидеть и спокойно поработать до отъезда – в четыре надо выйти, чтобы успеть на самолет.

И вот мы с Лин по-дружески обедаем вдвоем – в последний раз, до следующего моего приезда. Сквозь разноцветные вставки в окнах льются солнечные лучи. Ближе ко времени сбора кружка Лин задвигает стеклянные двери, разделяющие ее жилище. Я смогу тихонько уйти через боковую дверь, не помешав собравшимся по ту сторону перегородки. Я обнимаю ее. Мы с Лин прощаемся – до Пасхи, когда я вернусь для продолжения работы. А в ближайшее время созвонимся по скайпу.

Лин уходит готовить гостиную к встрече кружка, а я устраиваюсь за ее письменным столом. Решил сделать копии всех интервью, фотографий и документов, какие у меня скопились. Все это я сохраню у нее в компьютере, так надежнее. И вот я сижу и планомерно переношу файлы. Через некоторое время за окном один за другим проходят участники буддийского кружка – каждый звонит в дверь, и Лин приветствует их и направляет по коридору в гостиную.