Он, впрочем, немного смягчился, когда без чего-то одиннадцать они сошли вниз, вполне готовые идти в церковь. Дядя Мэтью был великий ревнитель церкви: читал из Библии во время службы, выбирал псалмы, собирал пожертвования и любил, чтобы его домашние исправно посещали богослуженья. Увы, оказалось, что Крисиги ко всему еще и поганые басурмане: недаром они при чтении символа веры резко повернулись лицом на восток. Эти люди, короче, принадлежали к разряду тех, кто, что ни сделает — все плохо, и дом огласился вздохами облегченья, когда они решили вечерним поездом вернуться в Лондон.
— Тони — Основа[41] при Линде, правда? — сказала я грустно.
Мы с Дэви на другой день прогуливались вдвоем по Курьей роще. Дэви, среди прочих достоинств, обладал умением всегда понять, о чем ты говоришь.
— Основа, — грустно согласился он. Он обожал Линду.
— И ничто ее не разбудит?
— Боюсь, что нет, пока не будет слишком поздно. Линда, бедняжка, — отчаянно романтическая натура, что для женщины пагубно. Женщины в большинстве своем, по счастью как для них, так и для всех нас, — безумно прозаичны, иначе вообще не знаю, на чем бы держался мир.
Лорд Мерлин оказался отважнее других и высказал напрямую все, что думает. Линда отправилась навестить его и задала роковой вопрос:
— Вы довольны моей помолвкой?
На что он отвечал:
— Нет, конечно. Зачем это вам?
— Я люблю, — с гордостью сказала Линда.
— Почему вы так думаете?
— Я не думаю, я знаю.
— Чепуха.
— Ну, очевидно, вы ничего не понимаете в любви, так что с вами и толковать.
Лорд Мерлин страшно рассердился и объявил, что зеленые девчонки понимают в любви не больше.
— Любовь, — сказал он, — это для взрослых, как вам со временем предстоит убедиться. Вы обнаружите также, что она не имеет ничего общего с браком. Я всей душой за то, чтобы вы скоро вышли замуж, — через год, два года, — только ради Бога, ради всех нас, не выскакивайте очертя голову за такого зануду, как Тони Крисиг.
— Если он такой зануда, зачем было приглашать его к себе в дом?
— Я и не приглашал. Это Бэби его привезла, так как Сесил заболел гриппом и не мог приехать. К тому же мне не могло прийти в голову, что вы станете с бухты-барахты кидаться замуж за всякого, кого нечаянно занесет ко мне в дом.
— Значит, будете вперед осмотрительней. Во всяком случае, не понимаю, почему вы говорите, что Тони зануда — он все знает.
— Вот-вот, то-то и есть — он все знает. А как вам нравится сэр Крисиг? А леди Крисиг вы видали?
Но для Линды семейство Крисигов озарялось сияньем совершенства, исходящим от Тони, и того, что говорилось против них, она слышать не желала. Она довольно холодно попрощалась с лордом Мерлином, пришла домой и наговорила про него кучу гадостей. А лорд Мерлин стал ждать, что подарит ей на свадьбу сэр Лестер. Оказалось — несессер из свиной кожи с темными черепаховыми принадлежностями и на них, золотом, — ее инициалы. Лорд Мерлин прислал ей сафьяновый, вдвое больше, с принадлежностями из очень светлой черепахи, и на каждом предмете, вместо инициалов, выложено бриллиантами: «ЛИНДА».
Так положено было начало серии тщательно продуманных Крисиговых завидок.
Приготовления к свадьбе шли негладко. Без конца возникали разногласия по поводу того, кто на сколько раскошелится. В состоянии дяди Мэтью предусматривалась известная доля для младших детей, которую он распределял по своему усмотрению, и ему, вполне естественно, не хотелось ничего давать Линде в ущерб другим, раз уж она выходит замуж за сына миллионера. Сэр же Лестер, со своей стороны, заявлял, что не выделит ей ни гроша, если дядя Мэтью тоже не внесет свою лепту — он вообще не горел желанием назначить ей что бы то ни было, утверждая, что замораживать часть капитала противоречит политике его семейства. Кончилось тем, что дядя Мэтью чистым упорством добился-таки для Линды мизерной суммы. Он очень волновался и расстраивался из-за этой истории и, хоть в том не было нужды, еще сильнее укрепился в своей ненависти к тевтонской расе.