В поисках любви

— А, так она уже заметила? Что ж, умница. Конечно, это на первых порах лишь прибавляет очарования — когда он спускается с облаков на землю, он неотразим, я это понимаю. Но каким образом они уживутся? У Кристиана никогда не было дома в истинном смысле этого слова, ни даже потребности создать его, ему свой дом ни к чему — только одна обуза. Такой, как он, не сядет поболтать с Линдой, не будет в должной мере уделять ей внимание, а такой женщине требуется в первую голову посвящать массу внимания. Какая досада, право, что меня не было, когда это произошло — уверен, я мог бы помешать. Теперь, конечно, никто не может.

Он отвернулся от окна и посмотрел на меня так сердито, что я почувствовала себя кругом виноватой — на самом деле он в эти минуты, скорей всего, и не помнил о моем присутствии.

— На что они живут? — спросил он.

— На гроши. Линде, если не ошибаюсь, немножко помогает дядя Мэтью, а Кристиан, вероятно, зарабатывает кое-что как журналист. Я слышала, Крисиги твердят на каждом углу, что хоть одно ей поделом — что безусловно живет впроголодь.

— Вот как, твердят, стало быть? — сказал лорд Мерлин, вынимая записную книжку. — Вы не могли бы дать мне Линдин адрес, я сейчас как раз еду в Лондон?

Вошел Альфред, по обыкновению не воспринимая внешних событий, поглощенный очередной работой, которую он писал в то время.

— Вы, случайно, не знаете, каково ежесуточное потребление молока в городе Ватикане? — сказал он, обращаясь к лорду Мерлину.

— Нет, конечно, — сердито отозвался лорд Мерлин. — Спросите у Тони Крисига, он наверняка знает. Ну, до свидания, Фанни, я посмотрю, что можно предпринять.

Предпринял он вот что: передал Линде в полную собственность крошечный домик в самом конце Чейни-Уок[46]. Прехорошенький кукольный домик на широкой излучине Темзы, где жил когда-то Уистлер[47]. Комнаты, полные отражений от воды, полные солнечного света с юга и запада; плющ, балкончик с ажурными чугунными перилами. Линда его обожала. Дом на Брайенстон-сквер, обращенный окнами на восток, был изначально темным, холодным, пышным. Линда дала его заново отделать знакомому декоратору, после чего он стал белым, холодным и склепообразным. Единственной красивой вещью, принадлежавшей ей, была картина — толстушка купальщица томатного цвета — подаренная лордом Мерлином назло Крисигам. И Крисиги злились — еще как! В домике на Чейни-Уок картина выглядела чудесно — не различишь, где кончаются подлинные отражения от воды и начинаются написанные Ренуаром. Удовольствие, которое Линда испытывала от новой обстановки, блаженное сознание, что она раз и навсегда избавилась от Крисигов, ставились ею, как я подозреваю, в заслугу Кристиану — исходили, казалось, от него. Вот почему та истина, что настоящие любовь и счастье вновь не дались ей в руки, дошла до нее далеко не сразу.

ГЛАВА 14

Как ни потрясены, как ни скандализованы были Алконли всей этой историей с Линдой, а надо было думать и о других детях — настала пора вывозить в свет Джесси, которая выросла хорошенькой, как картинка. После всех огорчений, причиненных Линдой, они надеялись, что хоть она оправдает их надежды. Очень несправедливо, но и весьма характерно, что Луиза, которая вышла замуж в полном соответствии с их желаниями и была верной женой и образцовой матерью, произведя к этому времени на свет, кажется, пятерых детей, как бы не принималась уже в расчет. Была им, правду сказать, не слишком интересна.

Несколько раз Джесси съездила с тетей Сейди в Лондон на балы в конце сезона, сразу, как Линда ушла от Тони. Считалось, что она несколько хрупкого здоровья, и тетя Сейди решила, что лучше вывезти ее по-настоящему, в осенний, менее утомительный сезон — и, соответственно, в октябре сняла в Лондоне небольшой дом, куда и приготовилась переехать в сопровождении кой-какой прислуги, предоставив дяде Мэтью производить в деревне убиение различных птиц и зверей. Джесси горько жаловалась, что те молодые люди, с которыми она успела познакомиться, — унылые уроды, но тетя Сейди не обращала внимания. Все девушки, по ее словам, так думают сначала, пока не влюбятся.

За несколько дней до того, как им предстояло переехать в Лондон, Джесси сбежала. Она должна была поехать на две недели в Шотландию к Луизе, но, ничего не говоря тете Сейди, отменила поездку, обратила свои сбережения в наличность и, когда никто еще не хватился, что она пропала, прибыла в Америку. На бедную тетю Сейди, как гром среди ясного неба, обрушилась телеграмма: «Еду Голливуд. Не волнуйтесь. Джесси».