После того, как я сообщил о диагнозе моего пациента и о том, как он чувствовал себя в течение последних двух недель, врачи в основном сосредоточились на обсуждении биологических показателей и тестов на депрессию, которые практически ни о чем не говорили. Почти ничего не было сказано о психологических причинах его заболевания. Все врачи сошлись на мнении, что пациента следует лечить антидепрессантами, и затем принялись обсуждать, какие именно лекарства ему назначить. Я чувствовал себя как на пороховой бочке. Во-первых, я был убежден, что достиг определенного прогресса в работе с этим подростком, а во-вторых, я был уверен, что перевод его на медикаментозное лечение абсолютно неприемлем. У меня было такое ощущение, что врачи поощряли насилие, происходившее в семье моего пациента, официально соглашаясь об этом забыть. Когда же я решительно возразил, высказав свою точку зрения, врачи сказали, что я не достаточно компетентен, чтобы оспаривать их решение.
В другой раз (я все еще работал в отделении для подростков) мне довелось присутствовать на конференции, где обсуждалась современная молодежная музыка. В этой музыке полно агрессии, непристойностей и протеста против существующих социальных норм. Старшие доктора утверждали, что такая музыка разрушает молодой организм, поскольку провоцирует подростков на насилие. Я не мог с этим согласиться. С моей точки зрения, такая музыка была необходимым элементом катарсиса, и благодаря ей подросток мог пережить не только свои пороки, но и пороки своих родителей. Молодые люди выражали годами накопленную ярость, ярость по отношению к взрослым, которые так сильно подавляли и контролировали их, загоняя в рамки огромного количества правил и ханжеской морали. Помню, как неистово я отстаивал свое мнение. Думаю, врачи вздохнули с облегчением, когда я, наконец, закончил ординатуру.
Наш гнев, скорее всего, является лишь порогом, за которым открываются гораздо более глубокие чувства, такие как печаль и горе ребенка, перенесшего много страданий. Мы сами чаще всего настолько отсоединены от собственной боли, что в лучшем случае можем видеть ее в других, особенно в детях. Долгие годы мы выстраиваем вокруг раненого сердца каменную стену, и ее не так-то легко разрушить, чтобы почувствовать боль, которая все еще живет внутри. Некоторые из нас находятся в очень глубоком шоке, и для того, чтобы начать контактировать со своей раненой частью и действительно ощутить ее боль, нам необходимы огромное терпение и принятие, а также время, чтобы сначала исследовать шок и лишь потом работать с ним. Иногда фильм или рассказ, вид беспомощного животного или ребенка, подвергающегося насилию, открывают перед нами двери нашего горя. Боль, которую мы видим снаружи, в этот момент отражает наши собственные страдания, словно зеркало. Это может стать началом великого процесса исцеления.
Исследуя футляр, в котором мы выросли, не следует цепляться за гнев и обиду. Однако необходимо пробудить в себе гнев, чтобы восстановить связь со своей внутренней силой. Нам нужна энергия, чтобы наслаждаться полной жизнью здесь и сейчас и защищать себя от того, что нам не подходит. Эта сила однажды приведет нас к ощущению истинной благодарности и к принятию всего, что мы получили от родителей и учителей. Когда мы восстановим течение своей энергии, иллюзии рассеются сами собой, автоматически. Мы перестанем считать себя жертвами негативной обусловленности.
Исследование ценностей, стандартов и правил, унаследованных нами от наших родителей, вовсе не означает отказ от всего «наследства». Мы отвергнем лишь то, что больше не помогает нам быть счастливыми, то, что подавляет нашу внутреннюю мудрость и не соответствует нашей природе.
Глава 6. Верблюд, лев и ребенок
Стадии развития по Фридриху Ницше