В поисках Марселя Пруста

В целом Пруст относился к войне подобно французам Святого Андрея-в-Полях. Марсель Пруст Полю Морану: "Я не говорю вам о войне. Увы, я воспринял ее столь полно, что не могу от нее отгородиться. Не могу также говорить о чаяниях и опасениях, которые она мне внушает, как невозможно говорить о чувствах, которые испытываешь столь глубоко, что не можешь отделить их от самого себя. Она для меня не столько вещь в философском смысле слова, сколько некая субстанция, находящаяся между мной и прочими вещами. Как любят в Боге, так я живу в войне..." Человек Марсель Пруст никогда не говорил о фронте, об армии иначе, нежели в выражениях, вошедших тогда в обиход, отчасти потому, что принимал этикет и условности своего времени, отчасти же потому, что был "особенно восприимчив к чувству чести и даже долгу чести". Но если гражданин и светский человек проявлял сознательный конформизм, то романист без снисхождения и лжи наблюдал коллективные страсти, так похожие на страсти отдельных личностей, и отмечал, какие изменения происходят при этих высоких температурах в людях, классах, нациях. В характерах персонажей война произвела резкие перемены. Сен-Лу стал героем, которым всегда был, сам того не зная; Бришо от критики литературной перешел к критике военной; господин де Шарлю вспомнил своих баварских предков; госпожа Вердюрен, благодаря раздуванию шовинизма, вознеслась до самого высшего света.

Пруст сообщал Люсьену Доде о лицемерных "занудствах" тыловиков, об "очень воинственных" женских френчах, об их высоких гетрах, "напоминающих гетры наших дорогих бойцов". Его раздражали глупости газетчиков, писавших исключительно боши, Kultur, отказывавшихся слушать "Тристана" и "Тетралогию"[216] и не желавших, чтобы изучался немецкий язык. "Литераторы, кроме одного-двух, считают сейчас, что "служат" своим пером, и говорят весьма плохо обо всем этом... Впрочем, все важные особы невежественны, как дети. Не знаю, довелось ли вам прочесть статью генерала О... касательно происхождения слова "бош", которое, по его утверждению, восходит к прошлому сентябрю, когда наши солдаты... и т. д. Видимо, он отродясь не беседовал ни с кем, кроме "порядочных людей", иначе знал бы, подобно мне, что слуги и простонародье испокон веку говорили: "бошская морда", "бош вонючий". Должен сказать, что с их стороны это порой довольно забавно (как в восхитительном рассказе механика у Полана). Но когда академики, обращаясь к народу, с показным задором говорят: "бош" словно взрослые, сюсюкающие с детьми... это раздражает".

Война наносила удары по окружению Марселя со всех сторон. Его брат Робер, майор медицинской службы, вскоре был ранен под Верденом и награжден. Рейнальдо попал на фронт, храбро сражался; но было в его поведении что-то, напоминающее "Смерть Волка" [217] и это тревожило его друга. Бертран де Фенелон (Нонелеф, как звали его Оксебибы), "самое умное, доброе и храброе существо", был убит 17 декабря 1914 года. Гастон де Кайаве умер 13 января 1915 года.