В поисках потока. Психология включенности в повседневность

Работа, какой мы знаем ее сейчас, — весьма недавнее явление с исторической точки зрения. Ее не существовало еще двенадцать тысяч лет назад, до революции в сельскохозяйственном производстве, интенсифицировавшей сельскохозяйственный труд. До этого, в течение миллионов лет эволюции, и мужчины, и женщины самостоятельно обеспечивали себя и свою родню, однако такого понятия, как работа на другого человека, в ту эпоху не существовало. У охотников и собирателей работа была естественным образом интегрирована в их житейский уклад.

В классических западных цивилизациях Греции и Рима философы, отражая общественное мнение, считали, что работы следует избегать любыми средствами. Безделье считалось добродетелью. Аристотель полагал, что счастливым может быть лишь тот, у кого нет необходимости работать. Римские философы соглашались, что «работа за деньги отвратительна и недостойна свободного человека… труд ремесленника грязен, да и работа торговца ничуть не лучше». Самым достойным делом считалось завоевать или купить плодородную землю и нанять штат надсмотрщиков, которые смогут заставить как следует трудиться на ней рабов и наемных батраков. В императорском Риме около 20 % взрослого мужского населения могли позволить себе бездельничать. Проводя время в праздности, они полагали, что ведут идеальную жизнь. Во времена Республики это было недалеко от истины: правящий класс использовал досуг для воинских и политических занятий, помогая обществу и получая возможность развивать свой личностный потенциал. Однако с течением лет праздный класс перестал участвовать в общественной жизни, предпочтя проводить время в развлечениях и наслаждении роскошью.

Для большинства европейцев отношение к работе начало радикально меняться приблизительно 500 лет назад. Два столетия назад оно сделало огромный скачок, да и в наше время продолжает стремительно преображаться. До XIII века источником энергии в работе были физическая сила человека или животных. Лишь некоторые примитивные механизмы, наподобие водяных мельниц, облегчали для человека тяжкое бремя. Потом постепенно ветряные мельницы различных модификаций заменили человеческую силу в рутинной работе — помоле зерна, доставке воды, поддержании огня в кузницах. Изобретение парового двигателя, а позднее — появление электричества еще более изменили источники энергии и, соответственно, возможности человека заработать на жизнь.

Дополнительным следствием развития технологий стало то, что работа, которая прежде рассматривалась просто как физические усилия, с которыми конь или бык могли справиться лучше, чем человек, стала восприниматься как деятельность, требующая определенных умений, как проявление человеческой изобретательности. Во времена Кальвина имело смысл относиться к «трудовой этике» уже всерьез. Именно поэтому Карл Маркс смог позднее принципиально изменить традиционный взгляд на труд, объявив, что лишь через производственную деятельность мы способны реализовать свой человеческий потенциал. Его позиция не противоречила духу аристотелевского утверждения, что только праздность делает человека свободным. Дело в том, что к XIX веку в работе уже видели больше возможностей для самовыражения, чем в досуге.

В десятилетия изобилия, последовавшие за Второй мировой войной, работа, которую предлагала своим гражданам Америка, была по большей части скучной и монотонной, однако при этом работодатели, как правило, обеспечивали весьма достойные условия труда и работники чувствовали уверенность в завтрашнем дне. В то время были весьма популярны разговоры о том, что необходимость работать скоро отомрет или, по крайней мере, трансформируется в набор чисто управленческих надзорных функций, на выполнение которых у человека будет уходить лишь несколько часов в неделю. Впрочем, довольно скоро всем стало ясно, сколь утопичны подобные мечтания. Глобальная конкуренция, благодаря которой бедствующее население Азии и Южной Америки получило возможность на равных с гражданами развитых стран предлагать себя на рынке труда, вновь привела к ухудшению репутации наемной работы среди американцев. Система социальных гарантий рушится на глазах, и люди вновь вынуждены работать в не самых лучших условиях, не испытывая уверенности в будущем. Таким образом, на исходе XX века мы вновь столкнулись с глубокой неоднозначностью работы. Мы воспринимаем ее как один из важнейших элементов нашей жизни, но, занимаясь ею, мы вечно мечтаем о других занятиях.

Как же мы приходим к такому двойственному отношению к труду? И как молодежь в наше время осваивает необходимые умения и приучается к дисциплине, необходимой для выполнения взрослой работы? Эти вопросы никак нельзя назвать банальными. С каждым поколением понятие работы становится все более размытым и молодым людям все труднее понимать, какой рынок труда встретит их на пороге взросления и как следует готовиться к встрече с ним.