В поисках потока. Психология включенности в повседневность

Из-за этого всякий раз, когда людям приходится вступать в контакт с представителями иной социокультурной группы, они склонны игнорировать принадлежность друг друга к человеческой расе, воспринимая «другого» как врага, которого в случае необходимости можно без сожаления уничтожить. Это относится не только к охотникам за головами в Новой Гвинее, но и к боснийским сербам и мусульманам, ирландским католикам и протестантам, но и к бесчисленному множеству прочих конфликтов между людьми разных рас и вероисповеданий, едва заметно кипящих под крышкой цивилизации.

Первыми настоящими плавильными котлами для представителей разных народностей стали большие города, возникшие около восьми столетий назад во всех уголках мира — от Китая и Индии до Египта. Именно там люди разного происхождения учились сосуществовать и быть терпимыми к иным культурам. Но космополитичные метрополии были бессильны уничтожить страх перед чужими. В средневековом Париже семилетние школьники, отправляясь на занятия в церковные школы, а после уроков — домой, брали с собой кинжалы, чтобы защититься от воров и похитителей детей; сегодняшние школьники в центральных районах больших городов носят при себе огнестрельное оружие. В XVII веке изнасилование бандитами или молодыми бродягами женщины, решившейся выйти на городские улицы, было повсеместным явлением. И сегодня в городских джунглях мужчина с иным цветом кожи, в непривычной одежде, ведущий себя не так, как мы, воспринимается как потенциальная угроза.

В данном случае, однако, у проблемы есть и обратная сторона. Да, нас отталкивают расхождения, но в то же время завораживает все странное и экзотическое. Лондон, к примеру, привлекает не в последнюю очередь тем, что пересечение множества культур создает в городе атмосферу веселого возбуждения, свободы и творчества, которую невозможно встретить в изолированных, однородных культурах. Именно поэтому, по свидетельствам участников опросов, наиболее позитивные впечатления от посещения общественных мест у них складываются там, где они окружены незнакомыми людьми, — в парках, на улицах, в ресторанах, театрах, клубах, на пляжах. Стоит нам самим допустить мысль, что «чужие» могут разделять наши цели и интересы и при этом будут вести себя в достаточной степени предсказуемо, — и их присутствие добавит изюминку в нашу повседневную жизнь.

Сегодняшнее движение в направлении плюрализма и глобальной культуры (разумеется, это не одно и то же, однако и то и другое способствует сближению, а не разъединению) — один из способов уменьшить инакость «других». Еще одним методом может стать «реставрация» сообществ. Кавычки в предыдущем предложении призваны напомнить вам, что идеальных сообществ, как и идеальной семьи, возможно, никогда не существовало в действительности. Читая истории из частной жизни людей, вы окажетесь в затруднении, пытаясь найти — в любую эпоху, в любой стране — случаи, когда люди строили свой бизнес на принципах искреннего сотрудничества, не страшась врагов извне или изнутри сообщества. Да, в небольших китайских, индийских, европейских городках отсутствуют национальные меньшинства и организованная преступность, однако и там вы найдете людей, не приспособленных к работе, отрицающих общепринятые нормы, с девиантным поведением, изгоев, политическую или религиозную вражду, ставшую причиной гражданской войны, и т. д. В Соединенных Штатах сообщества первых поселенцев отличались большой сплоченностью — но лишь до тех пор, пока их не раскололи охота на ведьм, войны с индейцами, распри между сторонниками и противниками британской короны и рабовладения. Иными словами, идеальное общество, вдохновлявшее Нормана Рокуэлла, ничуть не более типично, нежели изображенные им розовощекие, хорошо откормленные семейства, сидящие за праздничным обедом в День благодарения с вытянутыми вперед головами и довольными улыбками на лицах. Тем не менее это вовсе не означает, что попытка создать здоровые сообщества — плохая идея. Скорее, это значит, что вместо поиска идеальной модели в прошлом мы должны задуматься над тем, какой должна быть надежная, но стимулирующая социальная среда будущего.

Стоящие у истоков западной философии мыслители представляли себе два пути раскрытия человеческого потенциала. Первый предусматривал активную жизнь — vita activa, то есть утверждение собственной личности через общественную деятельность: изучение социальной среды, принятие решений, участие в политической жизни, обсуждение судебных решений, отстаивание своей позиции, пусть даже в ущерб собственному комфорту и репутации. Именно таким видели идеальный путь к раскрытию личности знаменитые греческие философы. Позднее, под влиянием христианской философии, более достойной стала считаться созерцательная жизнь — vita contemplativa, когда человек имел возможность наиболее полно выразить свою личность через уединенные размышления, молитву, общение с высшим существом. Два этих пути традиционно считались взаимоисключающими: человек не мог одновременно быть и деятелем, и мыслителем.