Одним из принципиальных критиков построений И. Римака выступил его соотечественник П. Шрёдер. События июля 1914 г. явились, на взгляд последнего, естественным результатом предшествовавшего развития международных отношений, в том числе взятого Великобританией курса на укрепление Тройственного согласия. Англия, как предположил П. Шрёдер, проводила свою «политику Антант», в частности, выстраивала отношения с Россией за счет Австро-Венгрии. Лондон не воспринимал Двуединую монархию как противника, а скорее ставил ее в один ряд с «недееспособными» Китаем и Персией. Отказ Британии от поддержки Австро-Венгрии означал, что она складывала с себя свои европейские обязательства. Распад Дунайской монархии, который повлек бы за собой образование вакуума силы в «сердце» Европы, по мнению американского историка, с математической точностью предопределил войну за господство на европейском континенте[160]
.Эти взгляды были развиты и модернизированы П. Шрёдером в более поздних работах. Так, он пришел к заключению о том, что агрессивная балканская политика Австро-Венгрии явилась вынужденной реакцией на деформацию «европейской системы». Старая система взаимоотношений между великими державами базировалась на признании ими неких норм поведения и правил игры, одним из которых было существование Австро-Венгрии в качестве великой державы, гарантированное всеми членами «европейского концерта». Перенесение принципов империалистического соперничества на почву европейской политики привело к изменению правил игры, что вылилось в обострение борьбы между великими державами на Балканах. Австро-Венгрия перестала вписываться в новые реалии европейской и мировой политики. Таким образом, в 1914 г., по метафоричному замечанию П. Шрёдера, Дунайская монархия выбрала для себя наиболее «предпочтительный» способ ухода из жизни: самоубийство, которое было совершенно не из-за боязни смерти, а из-за страха перед палачом, в обличии которого выступала сама система международных отношений[161]
.Среди значимых факторов, определявших как расстановку сил на мировой арене, так и динамику взаимодействия великих держав на Балканах, следует упомянуть австро-германское сотрудничество в рамках Тройственного союза. В новейших исследованиях, затрагивающих австро-германские отношения в период Июльского кризиса, основная дискуссия разворачивается вокруг двух принципиальных моментов: первый – это желание/нежелание Германии локализовать австро-сербский конфликт на Балканах летом 1914 г., второй – начало «превентивной войны» как наиболее желательный исход Июльского кризиса для Центральных держав.
Так, в общем-то почти все исследователи сходятся во мнении, что обусловленный Балканскими войнами подрыв позиций Австро-Венгрии в регионе, перспектива распада этой многонациональной империи, вкупе с постепенным восстановлением военной мощи России на Востоке обнаружили, как полагало германское руководство, стратегическую уязвимость австро-германского союза в Европе. А потому Берлин склонялся к силовому варианту разрешения кризиса на Балканах, спровоцированного убийством австро-венгерского эрцгерцога[162]
. Но тут-то и начинаются основные концептуальные расхождения у исследователей. Приведем два наиболее четко артикулированных подхода. Первый из них представлен работами крупного американского специалиста в области теории международных отношений Дж. Леви, утверждающего, что германская стратегия разрешения так называемой «дилеммы безопасности» заключалась не в развязывании «превентивной войны» в общеевропейском масштабе, а в провоцировании локализованного австро-сербского столкновения на Балканах. Ведь, с одной стороны, успешная реализация этого сценария вызвала бы перегруппировку сил в Юго-Восточной Европе, что облегчило бы положение Австро-Венгрии в регионе; с другой – локализованная австро-сербская война способствовала бы расколу Антанты, что сняло бы проблему «окружения» Германии[163].