В поисках себя. История человека, обошедшего Землю пешком

Я очень рад наконец повстречаться в алжирских горах со своим знакомым Рабахом, молодым экологом, с которым судьба свела меня месяц назад на границе с Тунисом. Он из амазигов, или берберов, «свободных людей», что столетиями жили на этих просторах в северной части Африканского континента. Жили до тех пор, пока их территорий не коснулась повальная и беспощадная «арабизация».

— Мы родные дети этой земли, — говорит Рабах. — Здесь проходили римляне, потом арабы, турки, французы… А мы до сих пор здесь!

Берберы, не причисляющие себя к арабскому миру, борются за признание своих национальных особенностей: как это близко мне, коренному жителю Квебека!

За Тагдинским перевалом с горных склонов открывается чудесный вид — целая россыпь черепичных крыш. Деревенские домишки будто покрыты веселенькими оранжевыми пятнышками. Узкая полоска дороги петляет между деревьями, зарослями и пашнями, насыщенный зеленый цвет смешивается с золотом полей. В деревеньке Кебуш мне попадается на глаза необычная вывеска: «Охотничий приют». Ирландский паб в Телль-Атласе[67]! Я захожу и попадаю в настоящую ирландскую атмосферу! Столы из темного дерева выстроились вдоль стен, обитых коричневой вагонкой и украшенных картинами с охотничьими сюжетами. За барной стойкой бравый здоровяк до блеска полирует латунные краны на пивных бочонках. Азидин Зейн, хозяин этого питейного заведения, предлагает мне кружку свежего разливного пива. В изумлении интересуюсь:

— Вы мусульмане — и так открыто пьете?

— Все верно! Мы люди свободные! У нас такое правило: делай как знаешь. Хочешь — молись, хочешь — не молись. Хочешь — пей, хочешь — нет. Но уж если пить, то допьяна! — смеется он в ответ. — Мы же кабилы, амазиги, свободные люди!

Азадин Зейн когда-то служил в национальной Армии освобождения Алжира, той самой, что с 1954-го до 1962-го сражалась против французских колонизаторов. Подливая мне пиво, он пересказывает историю той партизанской войны, «своей войны», где был «специалистом по захвату вражеского оружия». При этих словах Азадин закатывает повыше рукава и штанины, показывая мне свои шрамы.

— Но мы их сделали, этих французиков! Свобода стоит дороже!

Сутки спустя снова появляется Рабах и отвозит меня в свою родную деревню, спрятавшуюся высоко в горах, в восьми километрах на юго-запад от города. По дороге он успевает рассказать, что в Кабилии не менее 3250 деревень, разбросанных по нескольким wilayas — провинциям. У каждой из них свои особенности, складывавшиеся веками, — свои лица… Его родные края — Аят-Хессан — имеют репутацию «наиболее приветливых и гостеприимных». И вот уже за горами Джурджура, самыми высокими в здешних местах, появляется его деревня, раскинувшаяся на склоне обрывистого холма. Округлые кроны оливковых деревьев пригибаются к земле цвета охры. Осенью из этих плодов начнут давить вкуснейшее масло. А мы идем между домами, в которых неспешно течет самая обычная жизнь. Старички дремлют на солнышке, устроившись возле скромных надгробий на семейных кладбищах… Чуть подальше несколько ребятишек с очень серьезным видом играют в шарики, катая их по пыльному полу, а матери в это время что-то обсуждают, изредка поглядывая на своих детей. Женщины одеты в разноцветные платья, и эта картинка напоминает мне натюрморт из полевых цветов. На календаре 18 августа, и мы наконец прибываем в дом Рабаха Амани. Лицо его матери сияет улыбкой, когда она встречает нас с огромной глиняной миской, до краев наполненной кускусом. «Сегодня у кого-то юбилей!» — приветливо произносит она, и у меня неистово бьется от радости сердце. Сегодня, 18 августа, мне исполняется пятьдесят лет, а моему маршу мира — целых пять лет. Рабах приготовил для меня сюрприз! Мы угощаемся, танцуем, поем всю ночь напролет при свете бумажных фонариков. Праздничные столы накрыты прямо на главной деревенской площади! Рабах разыскал настоящего диджея… Местные дамочки посмеиваются, но все же с восхищением обсуждают, как их мужья крутятся и вертятся под звуки современной поп-музыки. Сегодня, 18 августа, целая деревня собралась в гости на мой праздник! Я задуваю свечи на громадном именинном пироге и чувствую такую переполняющую меня радость, что, не зная, как выразить благодарность этим людям, просто аплодирую им от всей души. «К нам уже лет тридцать никто не приходил», — заявляет какой-то старичок, по-отечески обнимая меня. И все же на календаре 18 августа, а доселе незнакомое мне место на этот чудесный вечер становится для меня домом.