В поисках себя. История человека, обошедшего Землю пешком

Здешние семьи угощают меня чудовищно острой пищей, но я с аппетитом и благодарностью ее поглощаю. Мне подносят еду на богато украшенном металлическом подносе, сопровождая свой дар тысячами церемоний, правда, готовится эта еда все в тех же сомнительной чистоты мисках, которые едва ополоснули на заднем дворе кухни, без мыла, в какой-то дурно пахнущей луже. Пара дней подобного питания — и у меня так раздувает живот, что, кажется, я вот-вот лопну. Внутри ужасная боль и нестерпимое жжение. Представьте себе картину: в облаке пыли я шагаю по дороге, лицо перекошено от боли, вдруг резко бросаю свою коляску и как умалишенный ныряю в придорожные кусты. Я не особенно осматриваюсь, но, кажется, внимания на это никто не обращает. В Индии нет табу, обязывающих скрывать естественные потребности организма. Как-то раз сквозь ветки кустарника я видел, как какой-то мужчина мастурбирует, причем с таким преспокойным видом, будто он просто ждет автобус. Вот вам еще один разительный контраст! Контраст между беспощадным загрязнением окружающей среды и скрупулезной чистотой, которая поддерживается в жилищах… Дом в Индии — это святилище, у входа в которое нужно непременно разуться, потому что вы входите в храм чистоты, оберегаемый от всяких загрязнений. Однако стоит выйти на улицу — и видишь, что все кругом заплевано красной слюной[98], валяются экскременты животных, дети играют в кучах мусора — и от этого зрелища сердце останавливается. Время от времени кто-нибудь поднимает с земли обрывок бумаги или кусок пластмассы — здесь ничего не пропадает и все может снова «пойти в дело», переживая новые и новые реинкарнации.

Мало-помалу я привыкаю к такой окружающей обстановке… и психологически настраиваюсь на тот же ритм, в котором теперь работают мой организм и бактерии в моем кишечнике… Я приучился есть только правой рукой, как это делают индийцы, ведь левая предназначена только для непристойных дел[99]. Теперь я потею, как индийцы. Я сморкаюсь, как они. И привычно вдыхаю воздух ртом, чтобы лучше прочувствовать вкус блюд. Я уже слился с их красками, содрал с себя шкуру европейца, и мне пришелся впору свойственный этой нации иммунитет. Индия не терпит полумер.

Как-то вечером, проведя много часов в пути, я встречаю на окраине арахисового поля семью, которая просит меня оказать им честь и вкусить с ними скромный ужин. Старшее поколение, молодое и самые младшие — десяток или полтора десятка детей! — живут все вместе в простеньком домишке. Кто-то приносит корзинку яиц. Дети, как цыплята на насесте, присели на верху лестницы и окликают меня: «Дядя! Дядя!» Они пока еще держат дистанцию в общении со мной. Первую горсть риса хозяин подносит гостю — в знак гостеприимства и радушия! — и кладет прямо мне в рот. Я любуюсь его черными натруженными руками, а потом принимаюсь за еду под их одобрительными взглядами. Я ем один как почетный, особый гость. По мере того как я беру с главного блюда овощи или самсу, кто-то из старших подходит к блюду и подвигает другие овощи ближе ко мне, соблюдая эстетику сервировки. Господа Бога следует принимать со всеми почестями и угощать первым, считают тут. Эти традиции заставляют меня краснеть, но в то же время я чувствую себя дорогим гостем. Мне рассказывают, что женщинам здесь приходится особенно тяжело: они вынуждены часами таскать на голове тяжелые тюки и подносы с землей. Засуха последних нескольких лет, свирепствовавшая в центральной части страны, погубила все живое, и теперь женщинам приходится выкапывать глубокие воронки, которые в сезон муссонов заполнятся дождевой водой.

Эта семья пользуется участком в десять гектаров и относится к тем восьмидесяти пяти процентам населения страны, которые принадлежат к двум низшим кастам в иерархии индусов — сословиям мелких торговцев, ремесленников, пастухов… и слуг. Несмотря на то что кастовое притеснение было окончательно упразднено в Индии с принятием конституции, система сословий настолько прочно укоренилась в обществе, что уйти от условностей не так-то просто. Да никто особенно и не жалуется… Индус верит, что после смерти он воскреснет в новом теле. Если он сейчас принадлежит к низшей касте или является парией, то есть неприкасаемым, то это лишь потому, что в прежних жизнях он недостаточно чтил правила своей касты. Поэтому в нынешней жизни он старается вести себя подобающе, чтобы переродиться уже брахманом. Бунтовать бессмысленно: свое нынешнее положение он полностью заслужил, это его карма. Такая концепция мира идет вразрез со всеми моими убеждениями, однако, куда бы я ни попал, даже в самой бедной семье никогда не сталкивался с переживаниями по этому поводу. В этой стране, где соседствуют демократия и парадоксальное неравенство классов, религиозные убеждения творят чудеса: они сдерживают развитие общества, но в то же время сохраняют в нем мир.