В поисках синекуры

— Как же, товарищ Постникова, есть у нас один, можно сказать, жизнь двум зайцам спас, рискуя собственной, человеческой. В плане защиты фауны и флоры можно подать. А то шумят там, что мы тут кабанов да лосей поедаем... Расступитесь, товарищи, покажем нашего рыцаря.

Охотно раздвинулись, образовав этакий неширокий коридор, и в конце его Ирена Постникова увидела чумазого, насупленного парнишку, сидящего меж трех чурбаков.

— Он?

— Он, он! Только скромный. Едва в чувство привели. До потери сознания действовал... Между прочим, вот, посмотрите. — Постниковой передали узелок, пахнущий растревоженным муравейником. — Командир Руленков тоже находчивость проявил: нашатырного спирта не оказалось — муравьиным уксусом в чувство привел и человека и животных. Полезный опыт в таежных условиях.

Она осмотрела, тоненькими пальцами настороженно ощупала платок, поднесла к носу, едва удержалась от чихания, стиснув губы, мелко наморщив лоб.

— Аркаша, готовь камеру! — скомандовала, подходя к Стацюку; и его тоже внимательно осмотрела, даже потрогала слипшиеся на макушке кудрявые волосики, спросила строго, как учительница чем-то крайне удивившего ее ученика: — Правильно они говорят?

— Ну, вопче-то так было... — нагловато глянул на нее окрепший Стацюк.

— А встать ты можешь?

— Могу, наверно.

— Хотя сиди. Аркаша, давай кадр — отдых после возвращения из опасной зоны. Тут и зайцы рядом.

Бородатый утомленный оператор, в клетчатой кепке с длинным козырьком, молча, равнодушно-отрешенно поднял кинокамеру, припал к ней глазом и, держа на губах чуть брезгливую мину — не все ли равно, где, когда и кого снимать, такая работа! — застрекотал аппаратом, отшагивая в сторону, назад, подходя почти вплотную к объекту. Стацюк при этом пучил темненькие глаза, хмурил сурово бровки и складывал губы капризно-брезгливо, подражая оператору.

Из палаток выходили отдыхавшие пожарные, толпа густела, бурлила говором, похохатывала. А Стацюка уже вели к пожарищу, запечатлевали на фоне выжженной земли и черных деревьев, давали ему в руки вяло дрыгавших ногами зайчат, просили с ненавистью погрозить кулаком в сторону побежденного огня, но, когда понадобилось взять у него интервью, он уныло залопотал, пряча шаловатые глаза:

— Ну, вопче-то так было... зайцев вижу, интересно, живые, думаю, шапки заячьи бывают... а с кошками завязал, не трогаю... собак по обману старшего товарища крал, художественной литературой тот обманул: читай, говорит, бравый солдат Швейк для офицеров не шавок каких-нибудь — породистых уводил... вопче-то трудовое воспитание полезно...

Огорченная Ирена Постникова отстранила микрофон, поняв, что ничего разумного из Стацюка не выжмешь, обвела взглядом пожарников.

— Кто-нибудь может внятно произнести несколько слов?

В толпе поспорили, попрепирались и наконец вытолкнули на «съемочную» площадку своего главного говоруна. Он оказался увалистым, с хитро прищуренными, ясно-голубыми глазами парнем лет тридцати.

— У вас что, все герои недоростки?

— Им больше надо, — пошутил кто-то.

— Ладно. Фамилия?

— Коновальцев Иван Калистратович.

— Ну, Калистратович, громко, четко, толково.

— Могу. — Коновальцев вставил правую руку в бок, левой потянулся к микрофону, однако Постникова не доверила ему, он все-таки вцепился в рукоятку пониже ее руки, заговорил с самым серьезным видом и сознанием высокой ответственности: — Кто не знает, товарищи, какие огромные убытки народному хозяйству приносят пожары? Миллионы кубометров погибшего «хлеба культуры». А без культуры нет цивилизации, без цивилизации нет прогресса, без прогресса нет движения мирового человечества к светлому будущему, а также к иным цивилизациям в нашей галактике и в масштабе всей вселенной. Недавно выступавший перед нами лектор из города Бурсак-Пташеня правильно отметил: в данный момент мы на передовом фронте с разбушевавшейся бездушной стихией. Мы глубоко сознаем это и не жалеем труда и сил на спасение «хлеба индустрии», а также культуры. От лица всей нашей группы заявляю: у нас нет симулянтов, мы трудимся с высоким духовным подъемом. Даже ранее малосознательный пэтэушник Стацюк проявил чудеса героизма, спасая богатую флору тайги...

Свое интервью Коновальцев выкрикивал так вдохновенно, что диспетчер Ступин, глянув в сторону толпы пожарников, спросил недоуменно:

— Митингуют, что ли?

— Интервьюируют, — ответил Руленков.

— Да там, кажется, и твой шалопай в героях.

— Пусть. Мама увидит в телевизоре — обрадуется. Кроме слез, ничего не знала от своего сынка.

— А это кто так декламирует? — Ступин даже привстал с чурбака.

— Есть такой шутник-верховодник. В огонь пока не лезет, больше по части громких выступлений. Испытаю, назначу старшим бригады, может, дури поубавится... Да, Леонид Сергеевич, вы предупредили корреспондентку, чтоб не заявляла там — пожар потушен?

— Всю дорогу, пока от Мартыненко шли, твердил: окарауливаем, огонь остановлен, но не уничтожен. Сушь. Ветер. Мол, сами видите. В такой жаре лес загорается от скопленного электричества в воздухе, шаровых молний, да и черт его знает отчего — загорается, и все. Обещала точно обрисовать обстановку.