В поисках сокровища

– И мне его жалко. Ты знал, что родители держат его в ежовых рукавицах?

– Значит, заслужил, – хмыкнул Ляля. – Меня мать тоже ремнем в детстве хлестала.

– Но тебе это никак не помогло, – покачала я головой. – У него другая причина. А впрочем…

Я замолчала. Ведь не имела права рассказывать чужую тайну. Да и Ляля вряд ли проникся бы семейной драмой, потому что черствый сухарь. Если бы я рассказала ему, что Стахович потерял старшего брата, друг обязательно бы возразил: «Но ведь он его даже не знал…»

Ляля накормил меня бутербродами со сладким чаем, а затем постелил в большой комнате, где обычно спала его мама. Сам же отправился играть в «Контру» по сети. Его старенький компьютер гудел так, что слышно было даже в моей комнате. Я ворочалась, пыталась уснуть, разглядывала тени на потолке. Но сон так и не приходил. Я уже давно мучилась бессонницей и не знала, что с этим делать…

Прокручивала в голове нашу последнюю встречу со Стаховичем, когда он внезапно пришел ко мне домой. Тогда я замерла у глазка и долго разглядывала одноклассника под гулкий стук сердца. Я снова испытала волнение, которое испытывала только рядом со Львом. Встречаться с ним в тот день не хотелось. Было стыдно за свой синяк. Что бы Стахович подумал обо мне? Об отце? Хотя, как выяснилось, у Льва в семье тоже было не все так гладко. А поначалу ведь его жизнь казалась такой благополучной: с нарядным полом в парадной в синюю шашечку, ароматом выпечки в квартире и с книжными полками до самого потолка…

В тот вечер Лев и рассказал мне свою печальную историю.

– Мама родила в восемнадцать, – негромко начал Стахович, машинально размешивая ложечкой чай. – Родила рано. И как сама потом призналась, не нагулялась еще. Воспитанием они с отцом особо не занимались. Старшего брата отдали на руки бабушке… Она еще тогда была полна сил. И сама только-только родила второго позднего ребенка – Тоню. Да, мой брат и Антонина Юрьевна родились в один год. Они с Тоней ровесники и росли вместе, всегда были вдвоем. Прямо как мы сейчас с Лилей. Вроде в одной семье воспитывались, только Тоня с детства – отличница, умница, активистка. А мой брат всегда был оболтусом, а повзрослев, попал в дурную компанию. Это было в девяностые. Ни бабушка с дедушкой, ни родители, ни Тоня не заметили, как он подсел на наркоту. Поняли, только когда вещи стали из дома пропадать. Мой брат, «из богатенькой семьи», для его дружков, уродов, был как дойная корова. Зависимый и безотказный.

– Когда его не стало? – спросила я, затаив дыхание.

– Он умер за четыре года до нашего с Лилей рождения. И я практически ничего о нем не знаю. Ни мать, ни отец не любят рассказывать… Как ты… Про своих родителей. Я сейчас живу в его комнате. От брата осталась коробка с кассетами и пара плакатов с Брюсом Ли. Мы с Лилей знаем, какую музыку он любил. И что фанател по спортивным драмам. А еще обожал торт домашний, «Наполеон». Сначала бабушка его пекла ему на день рождения… Потом, когда ее не стало, этим начала заниматься мама. Каждый год, в мае, в день рождения брата мы едим «Наполеон». Ненавижу этот торт. У меня с ним самые дурацкие ассоциации. Мы с Лилей как-то оцифрованную пленку смотрели из девяностых. Жутко, конечно. Я ведь с братом практически одно лицо. Даже та же мимика. Будто реинкарнация.

У меня от рассказа Льва холодок пробежал по спине.

– Как это страшно… – сказала я. – Пережить своего ребенка. Значит, теперь родители не хотят допускать чудовищных ошибок прошлого?

– Я понимаю их. Но все чаще такое бессилие ощущаю… Будто осознаю, что ничего уже нельзя с этим сделать. У мамы своя боль. Мне кажется, что она уже давно не в себе.

Взгляд Стаховича был таким потухшим и потерянным, что у меня от жалости сердце разрывалось. Я перегнулась через стол и осторожно дотронулась до его руки.

– У меня шашки есть, – сказала я. – Хочешь, сыграем?

Лев просидел у меня до самого вечера. Мы поиграли в шашки, пересмотрели YouTube. Потом Стахович сходил в магазин за макаронами с сосисками. Это и был наш ужин. А потом я уснула. Сама не поняла, как вырубилась прямо в кресле. Бессонная слезная ночь после скандала с отцом дала о себе знать. Проспала до утра. А когда проснулась, поняла, что снова опоздала в школу… Хотя из-за синяка под глазом все равно идти на уроки не собиралась. А еще обнаружила, что Стахович вымыл посуду, прежде чем уйти…

В соседней комнате по-прежнему гудел старенький компьютер. Ляля негромко ругался. С мыслей о Льве я переключилась на его неверную девушку, потом на Лялю, который связался с этим дурацким Степой, потом на ссору с отцом… От колеблющегося света уличного фонаря на потолке плясали тени. Потом вдруг задрожали, расползлись в разные стороны… И я наконец уснула.

Лев