Те американские и канадские финны, служившие в Красной армии, кто не погиб и не попал в плен в первые месяцы войны, так же как и многие оставшиеся в тылу иммигранты трудоспособного возраста, были мобилизованы в трудовые армии НКВД. Оценить численность этой группы можно только приблизительно. Согласно спискам Э. Лахти-Аргутиной, только в трудовой армии в Челябинске (которая, правда, была самой крупной из трудовых армий НКВД) в годы войны погибло 35 финнов, родившихся в США, и восемь финнов, родившихся в Канаде[796]
. К сожалению, ее данные позволяют установить лишь место рождения погибших в Челябинске иммигрантов и не указывают страну происхождения. Учитывая то, что американцы и канадцы второго поколения составляли меньшинство в обоих иммиграционных потоках, особенно в канадском, можно предположить, что число американцев и канадцев, погибших в Челябинске, было в несколько раз больше. Наконец, если принять еще одно допущение – как указывалось выше, уровень смертности в трудовых армиях в 1942 и 1943 гг. достигал 10 %, т. е. за годы войны умер примерно каждый пятый заключенный, – то общая численность иммигрантов из США и Канады, мобилизованных в трудармии НКВД, по самым скромным подсчетам составит не меньше пятисот человек[797], из которых от тяжелых условий работы и голода умерло не меньше ста[798].После окончания войны большинство финнов-североамериканцев вернулись в Советскую Карелию. Те, кто пережил войну в эвакуации и избежал мобилизации в трудовые армии, начали возвращаться уже осенью 1944 г., после освобождения территории Карелии от финских войск. Для других процесс возвращения затянулся на несколько лет или даже почти на целое десятилетие – вплоть до смерти Сталина в 1953 г. и последующей реабилитации заключенных ГУЛАГа. Так или иначе, но большинство американских и канадских финнов в конечном итоге вернулись в Карелию, с которой когда-то они связывали такие большие надежды и которая после многочисленных испытаний все-таки стала для них домом.
Послевоенные изменения
Сталинские репрессии и Вторая мировая война не только уничтожили значительную часть финского населения Карелии, но и разрушили компактный принцип расселения канадских и американских иммигрантов. В 1937 и 1938 гг. многие иммигранты пытались избежать ареста, скрываясь из финских поселений, в которые регулярно приезжали по ночам «черные воронки»[799]
. Вторая мировая война привела к логичному завершению этого процесса. Эвакуация разбросала людей по всему Советскому Союзу, и те, кто вернулся после войны, застали самую массовую миграцию в истории Карелии. Новая миграционная политика карельских властей была нацелена на резкое повышение численности населения республики, и они активно вербовали рабочую силу в разоренных войной регионах СССР, в первую очередь в Центральной России, Белоруссии и Украине[800]. В результате этой миграционной политики доля финно-угорских народов в составе населения Карелии упала с 27 % она снизилась до 15 %[801]. Что касается собственно финнов, то в 1947 г. в республике их проживало 4999 человек, причем 40 % из них (1958 человек) жили в столице республики[802]. Согласно одному из отчетов МГБ КФССР, примерно треть из них были иммигрантами из Северной Америки[803].Второе поколение североамериканских иммигрантов – те, кто прибыл в Карелию детьми или родились здесь, – во многих отношениях отличалось от поколения своих родителей. Они свободно владели русским языком, что устраняло препятствия к повседневному общению с местным населением, и в ситуации, когда компактное расселение финской диаспоры оказалось разрушенным, это привело к росту межнациональных браков[804]
. В таких смешанных семьях обычно говорили по-русски, и дети, как правило, владели финским языком только на базовом уровне, достаточном для общения с бабушками и дедушками, или не говорили на нем вообще. Дети в таких браках также обычно идентифицировали себя с советской или русской культурой[805].Впрочем, эта тенденция проявлялась среди различных групп советских финнов по-разному. Среди финнов-ингерманланд-цев, а также потомков красных финнов и особенно финнов-перебежчиков (см. гл. 1) процессы утраты финского языка протекали быстрее, в то время как многие североамериканские финны еще в 1960-х и 1970-х гг. разговаривали дома по-фински и даже по-английски[806]
. Объяснение этому кроется, очевидно, в том, что первые три группы больше пострадали от репрессий и депортаций военного времени, и утрата финского языка шла быстрее в силу причин демографического и психологического характера. Передать финский язык и идентичность своим детям и внукам также смогли представители культурной и интеллектуальной элиты Карелии[807].