Отправляясь в Россию, я, конечно, знал, что в этой стране в 1917 году произошла революция и что за ней последовали годы Гражданской войны. Познакомившись с некоторыми русскими, я увидел, что страдания тех лет оставили глубокие, порой неизгладимые следы; Гражданская война была частой темой для разговора и любимым сюжетом для пьес, как, собственно, и сейчас. Я уверен, большинство русских не хотели новых революционных потрясений.
Поскольку, как я понял, русская революция закончилась, мне не приходило в голову, что страну ждет еще одно социальное потрясение, почти такое же глубокое и неприятное, как и первое. Я не предвидел ничего подобного и в то время недостаточно хорошо знал Россию, чтобы оценить значение этой второй русской революции, тогда как она проходила у меня на глазах.
Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что события 1929 года и последующих лет были столь же революционными, как и периода после 1917 года. Я наблюдал второй общественный переворот вблизи и могу засвидетельствовать, что он принес столько смятения, горечи и страданий, что революция 1917 года вряд ли была хуже. Из этой второй революции выросла гражданская война нового типа, когда брат пошел на брата и русский на русского точно так же, как в предыдущее десятилетие. Трагедия второго социального потрясения в том, что ей, кажется, нет конца.
Наша семья приехала в Россию в то время, когда последствия первой революции и Гражданской войны были почти совсем устранены и люди вели довольно спокойную жизнь. Так было, по крайней мере, в нашем рудничном городке на Урале. В Кочкаре жизнь протекала довольно гладко в течение первых восемнадцати месяцев нашего пребывания. Жизнь, я бы сказал, была вполне естественной для не слишком благоустроенного рудничного городка; нам, во всяком случае, она казалась вполне терпимой и даже приятной.
Конечно, были трудности; невозможно было набрать тысячи совершенно неумелых рабочих, которые никогда не видели современной горной техники, и надеяться вести дела на механизированных рудниках без множества неудач. Я мог бы привести несколько примеров того, что случалось с дорогим импортным оборудованием на нашем американском руднике за то время, пока мы его запускали, от которых у инженера волосы встали бы дыбом.
У русских, как рабочих, так и коммунистов-управленцев, сложилось преувеличенное впечатление о возможностях американской техники; отказавшись от Бога, они поставили машины на место старых богов. И они даже не задумывались, что с этими машинами нужно бережно обращаться, чтобы те работали; оборудование на шахтах и повсюду в мире изнашивалось быстро, а у нас особенно, поскольку советские рабочие не имели представления о том, как обращаться с техникой.
Тем не менее, так или иначе, нам удалось запустить Кочкарский рудник, а также новую американскую обогатительную фабрику. Наше предприятие было самым прогрессивным в отрасли, и тысячи студентов проходили здесь практику, чтобы получить представление о механизированной добыче полезных ископаемых. Затем они сразу отправлялись на новое место работы и приступали к делу.
Я достаточно хорошо узнал советскую промышленность, чтобы понять, что роль человека, который управляет процессом, значительно больше, чем в Соединенных Штатах. Серебровский бывал повсюду и везде оставил свой след; его воспринимали как сурового, но справедливого диктатора и неукоснительно подчинялись его приказам. Серебровский доминировал над другими русскими отчасти благодаря своей неиссякаемой энергии, которая гораздо реже встречается у руководителей в России, чем в нашей стране. Добыча золота неуклонно росла как на рудниках, так и на россыпных месторождениях, новые методы и оборудование внедрялись настолько быстро, насколько можно было получить оборудование из-за рубежа и научить людей на нем работать.
Я добился того, что золотодобывающее предприятие Кочкара работало достаточно стабильно, чтобы его можно было на длительное время оставлять под контролем других руководителей, и меня стали постоянно посылать на другие рудники, инспектировать новые или восстанавливаемые предприятия и составлять программы их развития. Мое знание русского языка достигло такой степени, что я мог обходиться без переводчика, и это мне очень помогало. Я считаю, что значительная часть моих достижений в России была обусловлена именно знанием языка.
Первые задания за пределами Кочкара я получил еще до конца 1928 года, а в 1929 году инспекционные поездки стали регулярными. За это время я не только посетил все золотые рудники Южного Урала, но и побывал в Башкирии. Также я начал ездить в Казахстан, который позже стал одной из главных областей развития добычи не только золота, но и других важных полезных ископаемых, в частности угля, железа, свинца, цинка и меди. Для горного инженера было захватывающим опытом взглянуть на некоторые из этих месторождений в Казахстане, практически неизвестных в то время за пределами России, и убедиться, насколько важны некоторые из них.