В поисках священного. Паломничество по святым землям

Я вошел в тишину грандиозного собора, прошел к алтарю и встал на колени. У меня не оказалось с собой четок, и молитву я читал, отсчитывая бисер на своих индийских бусах. В соборе были и другие люди, но как только взор мой упал на изображение Марии возле алтаря, все остальное перестало для меня существовать. Мной овладело смешанное чувство преклонения и безопасности. В присутствии Марии появилось дитя души. Оказавшись в лучах ее славы, я понял, что моя жизнь находится в руках высшей силы. Я не был воспитан в религиозных традициях и, в общем-то, не очень хорошо представлял, кто такая Мария и что она собой представляет, но ребенок внутри меня знал это и воззвал к ней:

Радуйся, Мария, благодати полная!
Господь с Тобою;
благословенна Ты между женами,
и благословен плод чрева Твоего, Иисус.
Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных,
ныне и в час смерти нашей. Аминь.

Я знал, что я – ее дитя, и меня оберегает ее любовь независимо от того, кто я и что делаю в обычном мире. Я знал, что ее любовь невозможно ни купить, ни выпросить никакой религиозностью. Я, как ее вечное чадо, уже был наделен ее любовью, и неважно, как далеко я путешествовал и сколько мне еще предстояло пройти. Ребенок внутри меня знал это, и когда он появился, корка моей прежней личности отвалилась сама собой.

После того как я обошел собор, погруженный в полумрак, в дальнем углу меня привлекла полка со стоявшими на ней журналами. Я перелистывал страницы и вдруг ощутил чье-то присутствие. Подняв глаза, я увидел перед собой священника в черной рясе. Он молча позвал меня за собой, и вместе мы прошли в небольшую комнатку, располагавшуюся слева от главной часовни. Его голову покрывали седые волосы, передвигался он с трудом. Лицо его было сухим, но во влажных глазах ощущалась некая печаль. Он спросил, что привело меня в эти места, и пока я говорил, он с трудом, дрожащими руками, открыл один из ящиков своего стола. Старый священник протянул мне черные четки с серебряным крестом посередине и сказал: «Это тебе. Помолись за меня в своем паломничестве». Я взял четки и поблагодарил его, стараясь не смотреть на его руки.

Я спускался с холма, с благоговением держа в руках четки. Я хотел взять их себе как знак того, что Мария – со мной, но перед глазами все еще стоял образ этих старческих рук. Наши руки встретились на миг. Мы не могли остаться вместе, но между нами возник образ креста. Я начал напевать песню о Богородице, которую слышал однажды:

Я искал Ее в тихом саду,
И стояла Она на вершине холма.
Она снега белее была.
Она – ангел золотой,
Образ страждущей души…

Улицы были пустынны. День клонился к закату. Все казалось заброшенным – изнемогающие от зноя порты, испачканные мазутом пляжи. Но я знал, что она будет ждать всегда. Эти руки и вены… Я пытался пошевелить пальцами, но тыльная сторона моих ладоней ныла от боли. Я еще раз посмотрел на море, обитель Нептуна. Прилив окатывал морской водой берега, и словно морской волной, этот миг наполнил меня глубоким чувством, и душа доверилась ему.

Снова в Париже

Париж – это точка, в которой сходится всевозможный опыт. Это центр мандалы, в котором ощущается то самое примирение, способное открыть человека для Света. Я шел вдоль бульвара Сен-Жермен, и моими компаньонами были воспоминания о прошлом: я вновь повстречал бородатого путешественника со впавшими глазами, и он уверенно сообщил мне, что идет никуда, расположенное нигде. Я вновь ощутил поглощающую грусть, вызванную попытками поспевать за друзьями, которые покупали сласти на улице Риволи: подобные чувства возникают, когда начинаешь понимать, что чему-то суждено навсегда исчезнуть из твоей жизни.

Над улицами повис едкий табачный туман, а в кафе пахло только что выкуренной сигаретой, чей запах уже успел смешаться со свежим утренним воздухом, который тонкой струйкой тянулся от моста Сен-Мишель. Свет повсюду погашен, а под фонарными столбами спали многочисленные книжные лавки. Было истинным мужеством пройти сквозь все это, не имея направления; увидеть все это, и не возжелать.

На подходах к мосту меня пронзило еще одно воспоминание: передо мной стоял образ «Дурака» из колоды Таро, который рассеянно смотрел на калейдоскоп возможностей, очарованный образами известного ему мира. И затем внезапно перед ним открылось пространство, величие вознеслось над бездной ужаса, над бледными и мрачными водами его снов. Не в силах давать имена, а значит и разрушать, Дурак стал жадно пить из этой чаши, пока воды ее не стали горькими.