Я сделал вид, что оглядываюсь, и засек на лице космонавта добродушную улыбку — смелость дяди-Жориной реплики о порядке выступления явно пришлась ему по вкусу. Он ел салат «оливье» с помощью ножа и вилки и ровно держал спину. Вот она, школа советской космонавтики!
Я видел, как мать с отцом перешептываются и внимательно поглядывают в нашу сторону. Тетя Зина посылала Катьке улыбки: «Все хорошо, доченька! Только не горбись!»
— Слева от вас моя двоюродная сестра Катя, — я чуть наклонился к космонавту. — Учится в медицинском…
— Это хорошо, — кивнул космонавт и повернулся в сторону Катьки. — Медики нам нужны, как никогда.
— Кому это «вам»? — дожевав, спросила Катька.
— Стране, обществу. Медицинская наука делает сейчас огромные успехи… Меня, кстати, зовут Алексей, — запоздало представился космонавт.
— А мы слышали, — весело сказала Катька. — И сразу запомнили.
Три минуты, отведенные на закуску, истекли, и с бокалом в руке поднялся грузный заместитель дяди Жоры — Саенко.
Дядя Жора заливисто свистнул в два пальца, требуя тишины и внимания, и позвякивание приборов уступило место шороху фонтанной струи. Стало почти тихо.
— Шо могуть сказать хохлы этим двум гарным хлопцам? — дурачась, начал Саенко и вытянул из-под стола красивую коробку, перевязанную ленточкой. — Да тильки то, як они их дуже любять! — Его круглое лицо с кустистыми бровями расплылось в улыбке. — И шоб уси знали, як хохлы их любять, они дарять им футбольный мяч ленинградского «Зениту» с автографами игроков основного составу! «Зенит», знамо дело, не кыивское «Дынамо», и потому в коробочке я сховав… Сами побачите!
Коробка поплыла к отцу с дядей Жорой, и космонавт поправил узел галстука:
— Я болею за «Спартак»… — Он налил себе в рюмку минералки и выпил вместе со всеми. — Но «Зенит» тоже ничего, старается.
Отец с улыбкой вылез из-за стола и отнес коробку на ковер рядом с палаткой.
Дядя Вася Рахимов, старинный друг отца, тоже попытался коверкать слова — на татарский манер: «твоя моя уважает», но рассмеялся, махнул рукой и продолжил тост по-русски. Он вручил отцу и дяде Жоре две коробочки с часами, чтобы братья всегда жили в дружбе и в едином времени.
Гуревич сказал, что сибирские евреи в его лице всегда помнили и будут помнить гостеприимный дом Банниковых, ценили и будут ценить помощь и доброту, исходящую от Ленинграда, и никогда не забудут таежных невзгод, перенесенных вместе. Подарки — дядя Саша загадочно похлопал себя по внутреннему карману пиджака — он вручит братьям позже.
— Так он кто — геолог или ученый? — тихо спросил Алексей.
— Был геологом, а сейчас ученый.
Я извинился и пошел проверить насос в колодце.
Отец подманил меня взглядом:
— Наверное, пора угли готовить. Как тебе Алексей?
— Нормально, — сказал я. — Хороший дядечка. Только молчун.
— А что ты хочешь? — пожал плечами отец. — Такая работа…
Гости пьянели медленно, расчетливо, оставляя силы для нескончаемой вереницы тостов и вечерних посиделок, я знал эту манеру компании отца и дяди Жоры: многие половинили стопки или чуть пригубливали водку, предпочитая веселый разговор и шутки мрачноватому отупению.
Я разжег мангал в дальнем конце участка, и потянуло сладковатым ольховым дымом. Насос я выключил — зудящая шпага фонтана мгновенно убралась в ствол ракеты.
Подарков на ковре возле палатки прибавлялось. Сверточки с бантиками, коробочки и коробки, красивые пакеты, очевидно с рубашками, — все это манило воображение, их хотелось скорее открыть, развернуть, глянуть, чем одарили юбиляров.
Мой подарок еще лежал в доме на шкафу, и я ждал, когда дядя Жора предоставит слово детям. А он предоставит, не забудет. Я только побаивался, что мой подарок не оценят, сочтут делом обыденным, семейным и потому немного волновался. Даже мама не знала, что я хочу подарить отцу и дяде Жоре…
Несколько крепких дядек, сидевших за военно-морским крылом стола, подарили дяде Жоре картину — подводная лодка в свинцовых водах северной бухты, а отцую — контур парусника из соломки на синем бархате под стеклом.
Расписной винный бочонок с краником был подарен на двоих — чтобы за добрым напитком и дальше спорить, какая физика важнее — прикладная или фундаментальная.
Подарили два рога в серебряной оправе, два сувенирных кортика, почти как настоящие, два морских компаса с гравировкой на желтых табличках… Два огромных сомбреро, которые братья тут же надели и, раздвинувшись, чтобы не цепляться полями, пропели: «В бананово-лимонном Сингапуре…»
— Так, — сказал дядя Жора, оглядываясь на дымящий у забора мангал. — Приготовиться детям юбиляров! Где эти чертенята?
Я принес завернутые в бумагу коробочки. Катька сунула руку под стол и нащупала свой мешок. Она дарила именные рубашки с короткими рукавами, на карманах которых шелковой ниткой вышила инициалы отца и дяди Жоры — чтобы не путали соседи и просто для красоты.
Катька пожелала юбилярам так же дружно и весело справить совместное столетие и продемонстрировала вышивку на карманах. Ей поаплодировали и пожелали продолжить традицию банниковской семьи — родить внуков-двойняшек. Катька закраснелась.