В поисках утраченных предков

9. Клад, открытый ворожбой и чертовщиной, отбирается в пользу казны.

11. Кто не позаботится пригласить врача к своей больной жене и не купит ей требуемых лекарств и всего необходимого, тот, в случае смерти жены, лишается права на ее состояние.

14. Кто, будучи оскорблен словами и ударом по лицу со стороны вооруженного человека, убьет его, тот не подвергается никакому наказанию.

15. Во избежание смертоубийства всякий должен бежать от обидевшего его словами, за исключением боярина и чиновника, которые не должны бежать из чувства чести.

16. За двоеженство или двоемужество виновный сажается на осла голым и во время шествия по улицам подвергается бичеванию.

17. Женщине, взявшей на воспитание девицу за известное вознаграждение и позволившей мужчине увести ее без согласия родителей, вливать в горло растопленный свинец.

18. За покушение на убийство жены виновные отлучаются от церкви, а иногда сажаются голыми на осла, лицом к хвосту, возятся по улицам города и подвергаются бичеваниям.

23. Судья скорее должен оставить свой пост, нежели обвинить невинного по требованию власти.

25. Бояре не подвергаются постыдным наказаниям через повешение и сажание на кол, а отрубаются им головы.

«Василий Лупул правил с 1634 по 1654 год и в продолжение своего царствования приговорил к смертной казни более 14000 мужчин и перетопил почти столько же женщин, резал уши молдаванам и носы молдаванкам. А его племянник в это время обесчестил 4000 девиц», — писал архидиакон Антиохийского патриарха Макария Павел.

Вот такая историческая арифметика.

Законы мудреца Лупула — безусловно правильные. Я бы даже сказал, человечные.

Например, любому ясно, что восторженный поцелуй только украсит встретившуюся на пути девушку и нисколько не повредит ее репутации. Понятно, что обалдевший от девичьей красоты парень ничего другого не имеет в виду, а лишь простодушно восторгается творением Божьим. Ну влепит ему красотка для порядка пощечину, — парень только засмеется, и обоим приятно.

И насчет изъятия кладов, добытых ворожбой и чертовщиной, тоже логично задумано. Люди наживали, прятали, хотели детям-внукам оставить, вдруг приходит какой-то хмырь — дунул, плюнул, волосок по ветру пустил, нашептал всякой чертовщины, отрыл лопатой чужое богатство и утянул в свою норку. Куда же это годится? Догнать шарлатана и отобрать все в казну, чтобы не ворожил, понимаешь! И пусть радуется, что плетей по голому заду не выписали за связь с потусторонней силой. Одно дело, когда честно наткнешься на клад — судьба такова, и другое, когда ворожбой и чертовщиной вызнаешь, где спрятано…

Пока я лишь собираю заочные впечатления, путешествую по карте и уголкам истории, вытряхиваю на стол и разбираю архивные находки. И чем ближе мое заочное знакомство с землей материнских предков, тем сильнее меня туда тянет.

8. Фуражка дедушки

Шапка тут, а голова потеряна.

Русская поговорка

…В один из ярких апрельских дней, когда шпили Адмиралтейства и Петропавловки перемигивались солнечными зайчиками с куполом Исаакия, а с крыш домов летела звонкая капель, мой дедушка Павел Каралис решил пощадить своего внука и сам вышел навстречу.

Я забежал в Библиотеку Академии наук перед самым закрытием, чтобы заказать книги на завтра.

Последние посетители тянулись гуськом вдоль барьера сдавать книги. Рыжая девушка передо мною по сантиметру в минуту продвигала высокую стопку. Я машинально склонил голову, читая названия на толстых корешках. Самая нижняя называлась «Весь Петроград, 1917 год».

Именно в ней, как уверяла Лена, был найден мой дедушка!

— Извините, можно быстренько посмотрю одну фамилию? — я ткнул пальцем в справочник. Одно дело, когда тебе сообщают об этом письмом, и другое, когда ты видишь напечатанные буквы своими глазами.

Девушка пожала плечами: «Попробуйте».

Я осторожно вытянул из-под стопки увесистую книженцию и открыл на букву «К»:

Мельчайший экономный шрифт — пришлось достать очки.

…Каралин…

Каралис Павел Констант., прчк, Невский, 79.

Что за таинственное «прчк», имеющее отношение к моему предку и о котором ничего не сообщала поисковая фирма Елены?

Волнуясь, я заложил авторучкой страницу, поискал список сокращений, не обнаружил и, когда подошла очередь, попросил библиотекаря помочь с расшифровкой загадочной надписи. Женщина молча взяла сверкнувшую лупу и приложила к странице:

— Поручик, — устало сказала она. — Вы сдаете или оставить? — обратилась к девушке.

— Сдаю.

— Перепишите, пожалуйста, на меня, — я с сожалением отпустил увесистую книгу.

Светило бледно вечернее солнце, брызгались машины, я шел по Среднему проспекту, и сердце мое пело: «О, Боже, какой я идиот! Какой я идиот! Спасибо тебе, дедушка!».