В поисках утраченных предков

— А ты Насте позвонить не хочешь? — Оксана хлюпнула носом и тревожно посмотрела на него. — Я пока выйду, прогуляюсь…

— Нет, пока не буду. — Медведев помотал головой. Он сидел, сцепив ладони. Разговор с Настей грозил принять совсем иной оборот, нежели он выстраивал недавно в своем воображении. Не больно-то теперь позадаешь вопросы — где была и почему не предупредила. Спрос будет с него, если с ним вообще захотят разговаривать… Какой он дурак, ведь Джордж предупреждал, что звенел телефон! Неужели не мог просчитать эту ситуацию! Медведев поднялся и вернул телефон на холодильник.

— Сережа, давай, я билет поменяю и с тобой в Петербург полечу, все ей объясню по-женски. Она мне поверит!.. Я серьезно!

— Давай-ка маменьке твоей позвоним. — Медведев поднес к глазам буклет Центра, выискивая среди муравьиных абзацев греческих букв английский текст — порядок выхода в международную телефонную сеть.

— А тут что, бесплатно?

— Потом узнаем. Ага, нашел! Набирай: сначала девятка — гудок…

— Подожди, я в порядок себя приведу. — Оксана зажгла свет в ванной. — Мамусик почувствует, что я не в форме.

Медведев подошел к открытому окну, глубоко вздохнул несколько раз и принял решение: с Настей он будет говорить только после звонка на кладбище! Пусть эта заноза живет до утра, утром все выяснится. Точка. И не думать больше об этом. …

…Мамусик, мамочка, Тамара Николаевна была на связи и говорила взволнованно — Медведев по настоянию Оксаны слушал ее голос из неплотно прижатой трубки: «…Доченька, а он не аферист какой-нибудь? Зачем ему твой прадедушка? Будь осторожна, доченька…»

— Хорошо, хорошо, не волнуйся. — Глаза Оксаны излучали мед, солнце, радость. — Так как звали прадедушку?

— Вот, «Выпись из метрической книги» называется. Мы же когда сюда переезжали, я все бабушкины документы забрала, — дребезжал в трубке голос. — Читаю: «Крещен младенец в православной вере… Восприемники…»

Оксана кивала: «Ага, ага», Медведев, склонив голову к трубке, замер.

— Сейчас, сейчас… Вот оно… «У Фомы Медведичовского и его законной жены Анны родился сын, наречен Павлом…»

Что за чушь! Павел Фомич Медведичовский! Откуда такой?

— «Отец — из потомственных дворян Могилевской губернии… мать — мещанка».

— Из дворян? Так это правда?

— А я тебе говорила, — торжествующе напомнил голос. — Что-нибудь еще прочитать?

Оксана тревожно вскинула глаза на Медведева, он помотал головой: «Может быть, потом…»

— Нет, мамусик, все. Целую…

Они не были троюродными братом и сестрой… Неведомый Медведеву Павел Фомич появился на генеалогическом горизонте, лишил его понятного родства с Оксаной, осложнил оправдательную базу и загадал кучу загадок…

Медведев, скрестив на груди руки, задумчиво стоял перед схемой — откуда взялась ветвь Фомы Медведичовского и куда ее прилепить? Оксана, теребя пальчиком губы, осторожно оглядывала клеточку за клеточкой, в которых замерли ее возможные двоюродные прабабушки и прадедушки, и касалась рукой плеча несостоявшегося брата: «А может, просто однофамильцы?..» — «Нет, — упрямо мотал головой Медведев, — мы найдем твоему пращуру место. Из дворян Могилевской губернии! Это не просто тепло, это горячо! Он наш! И ты наша! Я уверен! Вернусь и посмотрю в архиве книгу сопричислений по Могилевской губернии!» Он вытаскивал из папки чистый лист бумаги и рисовал восходящую от Оксаны и ее детей ветвь родового древа — мать, отец, дед, бабка, прадед, прабабка… «Найдем! Вернешься — вышлешь мне копии всех метрик, и разберемся. Может быть, ты окажешься моей семиюродной тетей или племянницей?» — «Ох ты, дядюшка какой выискался. — Оксана прижалась к нему боком и обхватила за шею. — Надеюсь, жена к племяннице ревновать не будет?» — Она чмокнула его в ухо, в щеку, и еще раз в ухо, пока Медведев не поймал ее губы…

На этот раз строгие судьи штата Мэриленд были бы единодушны: «Виновны!»

Они вошли в холл и сразу повернули в музыкальный салон — бежевый палас плавно разбежался к мраморным стенам. На диванах из бледно-кофейной кожи замерли люди с бокалами в руках. И среди кремовых штор, тускло блестящих поручней, шоколадной стойки бара, золотых конусов света, бронзовых вензелей на дверях ресторана — среди этого соединения роскоши и мраморно-пушистого уюта жила и двигалась музыка — бодрая, чуть печальная, пронзительная и стремительная, в ней слышались голоса птиц, шум вскипающего моря, шелест деревьев, измена любимой, грусть расставания, виделся черный бархат южного неба, выпавший снег на старом кладбище, музыка звала куда-то и останавливала, приглашала забыться, не спешить, все придет в свое время, обещала музыка… — То бегал сотнями пальцев по клавишам пианист в брусничном пиджаке — его смуглое лицо в венке из длинных волос отражалось в черной крышке рояля.

На них оборачивались. Оксана взяла его за руку и крадучись, как идут к своим местам опоздавшие зрители в театре, подвела к мягко светящейся стойке баре. Бармен, родной брат Челентано, одарил Оксану скользкой улыбкой, кивнул, откупорил шампанское и налил в три фужера. «Немного солнца в холодной воде, черт, что я несу, нет, пить я не буду, хоть расстреливай…»