В поисках утраченных предков

— Десять! — кивал Медведев. — А как жить остальные триста пятьдесят пять дней? Мы с вами знаем, что невозможно полноценно писать и каждый день ходить на работу. В определенном возрасте работа не помогает писателю, она висит, как тяжелый груз на ногах или наручники на руках. Писатель должен быть свободен материально! — Коллеги кивали. — Писатели стоят в начале длинного денежного конвейера, — говорил Медведев. — Они дают работу целым отраслям, — он начинал загибать пальцы, — лесорубам, бумажным фабрикам, типографиям, издательским домам, литературным критикам, книжным торговцам, но получают за свой труд, — он показал собравшимся кончик своего мизинца, — меньше продавца в книжном магазине! Я — издатель, но в первую очередь — писатель! Я мечтаю призвать русских писателей не отдавать рукописи в издательства в течение года! Если мне удастся, я организую в России стачку писателей…

— О, да, критики! — сказал Джордж, готовясь закусить шведским лососем. — Они ничего не пишут, только критикуют, но получают хорошие деньги. И на них никогда не угодишь.

Потоптав немного критиков, писательская компания двинулась дальше. Выпивая и закусывая, быстро надавала пинков масскультуре, газетам, телевидению, Интернету, где висят ворованные у писателей тексты, дала тумака обывателю, закатила оплеуху яйцеголовым умникам и готовилась перейти к скользкой теме мировой политики, но на террасу бочком, с сигаретой в руке осторожно выглянула Анатолия, словно у нее стоял на огне суп и она опасалась, что он убежит.

— Охо! — махнул рукой Ларс. — Иди сюда! Мы пьем водку! Будем есть шведскую рыбу!

Анатолия, держа сигарету у лица и щурясь по обыкновению от табачного дыма, направилась к компании. И по тому, как она шла, покачивая бедрами, как с улыбкой оглядела мужчин, мгновенно сделалось ясно, что она человек бывалый и ее не застанешь врасплох шуточкой, щипком или предложением выпить водки; более того, по мере ее приближения становилось очевидным следующее: в молодости она была красавицей, и мужчины сходили по ней с ума; она знает себе цену; умеет держаться в любом обществе; в ней намешена кровь Европы и Азии; и при случае Анатолия сможет за себя постоять, а сейчас она позволит мужчинам поухаживать за собой, пошутит, выпьет водки и вернется к своим обязанностям менеджера по хозяйству. В ней было что-то и от портовской шлюхи, и от королевы.

«О, Ларс! О, Джорджио! О, Серджио!» — приветствовала Анатолия компанию, и все трое мужчин вскочили, уступая ей место. «Но, но, но», — отвергла их предложения Анатолия и бочком села на парапет, игриво покачивая ногой и опираясь на выставленную сзади руку, отчего вся композиция — усевшиеся полукругом мужчины и контур женщины на фоне моря — приобрела романтический оттенок. Два прозаика и один поэт, задрав головы, смотрели на свою музу. Да, умела Анатолия вписаться в компанию. Джордж, прихрамывая, сбегал на кухню и принес чистый стакан, который вручил Анатолии с торжественностью кубка. Анатолия выпила и откинула назад голову, как бы любуясь небом и в то же время демонстрируя свои формы и профиль. Ларс поднес ей бутерброд с лососем, и она принялась жевать, встряхивая кудрями и смахивая с подбородка крошки.

«О, да, женщины!..» — воскликнул Джордж и хотел, по-видимому, поделиться своими наблюдениями за прекрасным полом, но Ларс неожиданно икнул, извинился и сказал, мечтательно глядя в небо: «Социализм — это хорошо. Икк… прошу прощения». Так несмышленый мальчуган сообщает публике, что король-то голый. Сентенция была высказана столь мечтательно и не к месту, что Джордж, забыв о женщинах, склонил голову набок, как бы подкручиваясь под сидящего напротив Ларса, и спросил негромко: «Почему, Ларс?»

— Социализм — это хорошо, — повторил малыш Ларс, продолжая улыбаться в небо. — При социализме, — тут он сложил пальчики пирамидой, — у всех есть работа. При социализме писатель пишет не о том, что ниже пояса, а о том, что выше. Он пишет для общества, а не для толпы…

— Что же вам мешает писать для общества при капитализме? — Джордж наклонил голову в другую сторону. — И о том, что выше пояса? — Он чиркнул себя ладонью по брючному ремню и устремил руку вверх.

— Ничто не мешает. — Ларс смотрел почему-то на Анатолию, которая дожевывала бутерброд. — Но при социализме писать лучше, — беззаботно сообщил он.

Джордж, похоже, собирался плюнуть на загадочные рассуждения шведа — мало ли, как на кого действует алкоголь, — и вернуться к теме женщин, но Анатолия сказала неожиданно и просто, как давно для себя решенное: «Социализм — лучше, чем капитализм», — и отряхнула руки от хлебных крошек.

Джордж, не понимая, к чему идет разговор, недоуменно пожал плечами. Медведев, закинув назад голову, внимательно следил за Анатолией.