В поисках Великого хана

И все же благоразумный король, который не собирался отказываться от дел, привлекавших его внимание, хотя бы они в данный момент и были несвоевременными, решил, совместно со своей супругой, передать план мореплавателя на рассмотрение собрания ученых особ, во главе с братом Эрнандо Талаверой, настоятелем монастыря Санта Мария дель Прадо.

Этот священнослужитель, которому суждено было вскоре стать первым архиепископом Гранады, думал, казалось, только о завоевании этого города и об окончательном поражении мавров. К плану путешествия в Индию по новому пути он остался совершенно равнодушным, считая, что это не заслуживает ни восторга, ни осуждения. Он полагал, что сейчас, когда королевская чета должна заниматься великими национальными делами, не время отвлекать ее затеей, выгодной только для торговцев и капитанов каравелл. Самая ближайшая задача — занять Гранаду, положить конец владычеству магометан, врагов истинного бога, которое длилось более семи веков, а для этого священного дела все время не хватает денег, не хватает людей, не хватает кораблей, дабы сражаться у входа в Средиземное море с транспортными судами, которые мавританские правители Африки посылают своим гранадским единоверцам. Ученые, которым предстояло обсудить под его руководством предложение чужеземца, оказались, однако, не столь равнодушными. Здесь были начитанные люди, сведущие в общих вопросах науки, и профессиональные знатоки космографии, которым были известны все важнейшие путешествия, совершенные до сего времени. Большинство из них было знакомо с «Альмагестом» Птолемея, с мнением Эвклида об объеме земного шара и с трудами арабских авторов. Но были среди членов совета и такие лица, которые попали туда только благодаря своему положению, а отнюдь не знаниям, как это бывает во всяком собрании, организованном правительством.

Доктор Акоста также был приглашен на этот совет. По обычаю того времени, совет собрался только спустя несколько недель после того, как было объявлено о его созыве. Кое-кого из приглашенных не было в Кордове; другие должны были приехать из Севильи.

Доктор беседовал о предстоящем собрании со своим соседом, каноником собора и ученым, который также должен был там присутствовать. Каноник, в отличие от прославленного врача, не был склонен к изучению астрологии и алхимии и не слишком интересовался морскими делами. Он был известен как богослов, и его пригласили потому, что богословие в те времена было основной наукой и ни одно ученое собрание не имело должного веса, если эта наука не была там представлена. Он знал почти все, что великие люди прошлых веков писали о божеском и человеческом. Домогательства маэстре Кристобаля заставили его пересмотреть многотомный труд одного испанского автора, Раймунда Луллия, с острова Майорки, которого многие называли «ясновидящим доктором» оттого, что он умел предвидеть и понимать будущее с проницательностью, казавшейся колдовской.

Акоста узнал от него, что говорил Раймунд Луллий два века тому назад о морских приливах. Исходя из того, что земля имеет круглую форму, он представлял себе изгиб океана как огромный водный мост. Этот мост опирается на два устоя или массива. Один из них — Европа. Несомненно, на противоположном конце океана должна быть какая-то страна, какой-то мир, и приливы объясняются двойным сопротивлением этих материков: известного и неизвестного.

Высказывания «ясновидящего доктора» заставили каноника призадуматься и внимательно отнестись к тому, что скажет этот морской бродяга, этот новый ясновидящий.

Поразмыслив, Акоста покачал головой в знак отрицания. Может быть, то, что говорил Луллий, правда, и действительно существует эта таинственная земля, незримая опора морской дуги с ее приливами и отливами; но в таком случае это какая-то новая земля, мир, никому до сих пор не известный, а не Азия; это было бы невозможно. Владения Великого Хана расположены гораздо дальше на запад, чем думает этот одержимый, упорный в своих стремлениях, но получивший образование наспех и кое-как.

Маэстре Кристобаль жил неподалеку от дома Габриэля Акосты, на постоялом дворе, называвшемся «Три волхва», как значилось на бросавшейся в глаза вывеске, на которой были изображены три царя из евангельской легенды. Но вся Кордова называла его просто домом Буэносвиноса. Дверь дома была стрельчатой, из тесаного камня — память о первых годах завоевания страны христианскими, королями. Капители и колонки, остроконечная арка и родовые гербы первого владельца этого здания, превращенного теперь в постоялый двор, были покрыты толстым слоем извести, так же как стены и оконные проемы, ибо Антон Буэносвинос ежегодно заботился о наружной побелке своего заведения. Чисто было только здесь. Сразу за дверью нога ступала на плотный настил из соломы и конского навоза, который покрывал не только весь пол конюшен, занимавших нижний этаж здания, но лежал также и на главном дворе и в воротах, вплоть до самой улицы.