В поисках Великого хана

Остров Тапробана «кишел слонами», так много их было в лесах, в глубине страны. Купола тамошних дворцов были увенчаны такими огромными изумрудами, что ночью они горели, как маяки.

У самого устья Инда находились два острова: Кризе, весь из золота, и Архире, весь из серебра. Другим чудо-островом был Офир, куда некогда ходили за золотом флотилии царя Соломона. Диковинные животные с бесчисленными ножками, нарисованные картографом, были свирепыми муравьями, ростом побольше сторожевого пса, которые могут за несколько минут сожрать человека и скатывают на берегу гигантские шары из золотого песка. Соломоновы моряки дожидались на своих судах, пока страшные чудища уйдут поесть или поспать, и пользовались их отсутствием, чтобы сойти на берег и поскорее унести хоть несколько драгоценных шаров.

Затем маэстре Кристобаль объяснял Беатрисе, что это за уродливые человечки, которых она сперва приняла за неоконченный рисунок: то были циклопы с одним глазом во лбу, «псоглавцы» с собачьими мордами и другие порождения бредовой географии, описанные ученым рыцарем Мандевилем и другими, более древними авторами.

Но вот, казалось, художник внезапно забыл об этих диковинных людях и животных, хранителях сокровищ, чтобы сосредоточить все свое внимание на существе, которое считал самым значительным. Это был «Царь царей», нарисованный между двумя громадными замками, изображавшими два главных города Катая, и тут не было недостатка ни в раскраске, ни в подробностях, оттого что художник поспешил закончить его гораздо раньше, чем все остальные символические обозначения его империи.

Девушка наклоняла голову, чтобы лучше разглядеть его. Так вот каков Великий Хан, о котором она столько слышала! Его наружность вполне соответствовала тому величавому образу, которым, как казалось ей и ее современникам, должен обладать столь могущественный монарх.

Колон изобразил Великого Хана точно таким же, каким его рисовали его предшественники, считая, что такое подражание лучше всего обеспечит сходство. Это был император, похожий на Карла Великого, с белыми кудрями, увенчанными зубчатой короной, с раздвоенной бородой, в пышном парчовом одеянии, ниспадающем до земли, с длинным скипетром в правой руке. Единственным, что указывало на его азиатское происхождение, было широкоскулое лицо с косыми глазами и улыбкой добродушной, но в то же время совсем иной, чем у людей белой расы. В знак его неограниченной власти его окружало несколько человек, чиновников или купцов, стоящих на четвереньках, касаясь головой земли.

Беатриса с возрастающим любопытством следила за созданием этого произведения, дающего целостную картину всего мира. Она испытывала потребность ежедневно наблюдать за постепенным развитием рисунков и линий. Скромная кордовская девушка вполне освоилась в гостинице Буэносвиноса с азиатскими атлантами и троглодитами и узнала благодаря сеньору Кристобалю, как велика эта Индия, о которой столько толковали ученые: она занимает более трети всего мира, и, по словам космографа, там есть пять тысяч городов и девять тысяч крупных селений.

Когда дон Кристобаль отлучался, например обедал у кого-нибудь из придворных или пытался продать какой-нибудь из печатных фолиантов, хранившихся у него в каморке, девушка, безмолвная и хмурая, сидела внизу, в столовой, часами дожидаясь возвращения иностранца.

Всю зиму сеньор Кристобаль работал в этой большой общей комнате. Так как стол, за которым ели постояльцы, был свободен от полудня до ужина, картограф мог заниматься на нем своим рисованием, греясь в то же время у очага. Теперь, когда наступили теплые дни, путешественников прибавилось, помещение было постоянно полно народу, и он был вынужден перейти работать на верхний этаж. Беатриса приходила к нему в чулан с бесстрашием девушки, привыкшей давать отпор дерзостям мужчин и уверенной в своей способности защищаться.

Да и «капитан» вел разговор очень мягко, беседовал с ней спокойно, с почти отеческим доверием, которое вполне оправдывала разница в возрасте между ними. Для него, в свою очередь, стало необходимым присутствие этой молчаливой поклонницы. В печальное одиночество одержимого искателя она вносила ту живительную силу, которая свойственна каждой женщине.

За пределами постоялого двора люди говорили с ним скучающим или недоверчивым тоном. Многие избегали встречи с ним. Он был для них тем непрошеным собеседником, который, не вовремя явившись, болтает о незначительных для них делах.

Только здесь, в этом трактире, он встречал внимание, веру, безмолвное восхищение. Бьющая ключом молодость бедной девушки как будто передавалась и ему, человеку, который растратил свои силы в чрезмерной деятельности и которого раньше времени состарили жестокие превратности беспорядочной жизни.