В поисках Великого хана

Прямо перед собой она увидела через раскрытую дверь огонек сальной свечи в медном шандале, стоявшем на столе, на конце которого лежала свернутая карта, вызывавшая у нее такой восторг. На другой конец стола опирался локоть в протертом рукаве; сжатый кулак поддерживал щеку.

К девушке, словно почувствовав ее появление, поднялись глаза, странно расширенные, с покорным и безнадежным взглядом. Эти золотисто-голубые глаза светились прозрачным блеском… Слезы.

Беатриса почувствовала, что тоже сейчас заплачет. Герой Великого Хана, вчера еще гордый и победоносный, рухнул с беспредельных высот ее воображения и вновь обратился в человека в рваном плаще.

Девушка решительно шагнула вперед и вскинула ему на плечи свои упругие, свежие как весна, руки. Она нежно обняла его, как сильная защитница. Ей необходимо было сейчас же утешить его.

— Капитан… бедненький мой.

И она поцеловала его в губы.

Глава V

В которой маэстре Кристобаль и Беатриса начинают жить «в смертном грехе», дважды отменяется путешествие к землям «Царя царей», и все наконец устраивается благодаря еврею, который доказывает, что давать деньги без процентов — безнравственно.

В начале лета двор покинул Кордову.

Некоторые галисийские сеньоры выступили с открытым мятежом против королевской четы, и ей необходимо было направиться в северные свои владения, чтобы задушить это восстание.

Колон лишился поддержки покровительствовавших ему придворных, но, несмотря на это, он чувствовал себя менее одиноким, чем в предыдущие месяцы. Любовь заполняла теперь его жизнь.

В этом сложном человеке, сочетавшем в себе различные характеры, как-то сжался, почти исчез моряк-фантазер, мечтавший о путях в океане. Теперь человек чувственный, поклонник всего прекрасного в природе, правил всей его жизнью и украшал ее, невзирая на бедность, множеством сладостных иллюзий.

Этого мореплавателя, который, по догадкам Акосты и других, был некогда пиратом и которому под любезной и благодушной внешностью не всегда удавалось скрыть свой истинный нрав, грубый и вспыльчивый, его теперь, как женщину, привлекали цветы, духи и драгоценности. Последние, при его скромных средствах, были ему недоступны, но он, как знаток, любовался украшениями королевы и ее придворных дам и восторженно, как поэт, говорил о золоте и ценных камнях. Эта страсть к золоту, которой больше всего питалась его воля, была в то же время пружиной, толкавшей его к чудесным странам Великого Хана.

Приобретать духи и цветы ему было нетрудно. Несмотря на свои скудные заработки и потрепанную одежду, он часто бывал надушен эссенциями розы, акации или лимона, которые покупал в парфюмерных лавчонках мавританского квартала. Иногда, беседуя с Беатрисой о своем будущем процветании, он рассказывал ей, на какой великолепной бумаге будут написаны его указы и послания, когда он станет правителем Азии, страны чудес, какими редчайшими духами будет пропитана эта бумага и каким ярким золотом будут выведены заглавные буквы. За столом он был всегда неприхотлив и воздержан. Когда его приглашали вельможи, он проявлял ту же умеренность, что и за убогими трапезами, за которые должен был платить наличными на постоялом дворе или в скверных харчевнях. Единственное, что восхищало его, было богатое убранство стола, особенно цветы. Беатриса, зная его вкусы, всегда приходила в гостиницу «Трех волхвов» с розами и гвоздиками в волосах и на груди и потом снимала и оставляла их, по притворной рассеянности, в голубом глиняном кувшинчике, единственном украшении каморки моряка.

Порою ему казалось, что он еще бродит вокруг лиссабонского монастыря, где познакомился с Фелипой Муньиш. Юность и любовь снова встретились ему на пути, когда он уже думал, что такая встреча невозможна. Молодость началась для него вторично, когда голова его уже стала седой и когда он нуждался в тепле и поддержке верного друга, подле которого он мог бы каждый день отдыхать от борьбы с судьбой.

Часы, которые он проводил вдали от белокурой девушки, казались ему пустыми, лишенными жизненного смысла. Постепенно ему уже становилось мало этой любви, страстной и целомудренной. Их отношения были обычными отношениями жениха и невесты, точно такими же, как у многих юношей и девушек этого города: долгие беседы, поцелуи украдкой, его дерзкие порывы страсти после нечаянного прикосновения, ее уклончивость, их мимолетные ссоры из-за того, что она оставалась недоверчивой и настороженной даже в минуты самозабвения.

Мореплаватель был счастлив и такими отношениями, так как боялся утратить их, но в то же время он вспоминал свою молодость: шумные и грубые радости портовой жизни, приключения на море, абордажи, сулившие всегда неожиданности, и ему казалось, что это невинное жениховство не вяжется ни с его возрастом, ни с его прошлым. Но тщетно он жаловался, добиваясь большей близости с ней.