В поисках Зефиреи. Заметки о каббале и «тайных науках» в русской культуре первой трети XX века

Так или иначе, узнавая о десятках разновидностей гностицизма, о разных школах арабской или индийской мысли, читатель нигде не найдет упоминаний об учении каббалы в иудаизме. Хотя само это слово изредка, как бы контрабандой, просачивается в книгу. Так, рассказывая об уже неоднократно упомянутом нами Раймунде Луллии (ок. 1235–1315), каталонском миссионере, поэте, философе, математике и алхимике, о его универсальной комбинаторике («ars lulliana»), «Машине мысли», Белый называет его… каббалистом: «Поэт, философ, каббалист…», «это – амальгама из мистики, каббалы и алхимии», «это – сплав мистики с каббалой», «Раймонда занимала мысль о материальной квинт-эссенции, которая у алхимиков того времени была чисто метафизической идеей, дедуцируемой из основных понятий Каббалы с ее представлениями о макрокосме, как Адаме Кадмоне», «Ars Magna, сочинение Раймонда, дает ее принцип в трех частях; первая – <…> в ней дедуцированы алфавит, фигуры его и основы Каббалы; Раймонд Луллий первый из европейских философов дает логику последней», «…метаморфоза веществ должна быть обретена в метаморфозе идей, которой принципы – в исчислениях, чисто каббалистических…»327; и т. д. Однако что такое каббала? Как она встроена в ансамбль разнообразных учений и верований, о которых столь подробно рассказывает нам автор? Из книги Белого читатель об этом ничего не узнает…

Объяснение этой странности может быть достаточно простым. Каббала была для Андрея Белого частью, эпизодом его теософской юности, его увлечения тайнознанием Востока. Хотя теософская терминология, соответствующие образы и попадаются на страницах этой книги, ничего подобного пересказам «Тайной Доктрины» в «Символизме» мы в «Истории становления самосознающей души» не найдем. Не найдем мы здесь и каббалы. Восток «хлынул в Европу подобно „астральному“ морю, – пишет Белый, – ворвавшемуся в мир сознанья из трещин и брешей души ощущающей; это был знак, что самосознающее „я“ стало действительно опускаться в астрал…»328. Где же здесь еврейская культура? Наследие евреев у него, как и у теософов, вновь оказывается как бы в подвешенном, промежуточном положении. Евреи не попадают в число великих цивилизаций древности (Египет, Персия, Греция), они не относятся ни к «Западу» (поскольку не принадлежат к христианской цивилизации), ни к «Востоку»… «…смутнейшие классификации Е. П. Блаватской, – пишет Белый, – пускай и глубокие, ею почерпнутые из толкованья Ведант теософами-адваитистами Индии, в штейнеровской транскрипции приобретают впервые методологическую отчетливость; <…> антропософская выварка теософии <…> впервые ложится в сознание наше культурою собственно»329. Несмотря на то что, как мы видели, Штайнер и его ближайшие ученики всерьез пытались использовать идеи и тексты каббалы (прежде всего – каббалы Зоѓара) в антропософском учении, воспринятая Белым штайнеровская «выварка теософии» никакой каббалы в себе не содержала. Евреи и их эзотерическое учение, столь значимые в оккультизме, у Белого, да и вообще в мировоззрении мистически настроенных русских символистов, практически выносятся за скобки… Элементы каббалы у них сохраняются лишь благодаря их приписыванию другим культурам, как бы «незаконно» проникая в их тексты.

Глава 3 «Адам был миром, мир же был Адам» Максимилиан Волошин и каббала 330

3.1. Волошин и «тайные науки»

По характерным особенностям своей личности Максимилиан Александрович Волошин во многом отличался от Андрея Белого, по некоторым линиям судьбы был с ним сходен, однако для нас здесь важно иное: оба они на протяжении всей своей жизни сохраняли глубокий интерес к эзотерическому знанию во всем его многообразии, изучали одни и те же источники. Достаточно сказать, что практически все книги, о которых мы говорили, обсуждая «круг эзотерического чтения» Андрея Белого (чья библиотека, к сожалению, не сохранилась), присутствуют в книжном собрании Максимилиана Волошина (каковое, к нашей радости, пережило все беды ХХ столетия и хранится в его доме в Коктебеле). Даже для тех времен это было редкостное, тщательно подобранное собрание книг по «тайным наукам». Многие из них Волошин привез из Европы или выписал оттуда через книжные магазины. Среди них мы видим четыре тома сочинений Элифаса Леви, четыре книги Блаватской, в том числе 5-томное издание «La doctrine secrète» (1904–1909), две редкие книги С. де Гуайты, три книги Папюса331, многочисленные сочинения Р. Штайнера и еще десятки изданий такого рода. Важно, что именно эти книги (особенно Блаватской и Леви) содержат многочисленные маргиналии Волошина; видно, что он с ними тщательно и постоянно работал.