- А вас что – Самсонов, значит, пригласил?
- Самсонов, - вздохнул, а точнее, выдохнул я утвердительно.
- Надо же, - криво усмехнулся Антон Васильевич, – на ремонт школы у него денег нет, а приглашать столичных артистов – сколько угодно!
- Да, я уже понял, что ваш Самсонов – тот ещё голова.
Было видно, эти слова пришлись Антону Васильевичу по душе.
- Это точно, - подхватил он. – Вот если бы я вас приглашал, я бы автобус за вами прислал.
- Жаль, - искренне заметил я, - что не вы наш заказчик.
- Послушайте! – воскликнул наконец-то председатель. – А не желаете выступить у нас?
Я посмотрел на Бурмаку, тот заикал сильнее.
- Но ведь у нас договор… - напомнил я тихо.
- На завтра, - напомнил мне в свою очередь Антон Васильевич. – А я приглашаю вас на сегодня.
Тут я наигранно замялся:
- Даже не знаю… разве что неофициально… без формальностей…
- Какие формальности! Договоримся так! Как деловые люди! Прошу в дом.
На этих словах талантливый Бурмака прекратил икать, и мы направились в дом – договариваться.
Глава 3
Выступление началось ровно в восемнадцать ноль-ноль.
За пять часов до этого успели сделать простенькую афишу:
«Творческий вечер актёров столичного театра драмы и комедии».
С председателем договорились просто: он кормит нас обильным обедом и отдаёт семьдесят процентов от выручки за входные билеты. Антон Васильевич был щедр. Думаю, сильнее всего его радовал тот факт, что приглашённые Самсоновым артисты сначала выступят у него, а уж потом у самого Самсонова. Я опасался только одного – как бы он на радостях не позвонил этому самому Самсонову и не стал бы хвастать: тогда бы наш невинный обман вскрылся и кто знает, чем бы это нам грозило.
За само выступление я тоже слегка беспокоился, но всё-таки гораздо меньше. Как-никак, Танелюк пусть и совершенно другого театра, но актёр. Да и у меня имелся небогатый, но дорогой опыт работы и в театре, и в кино.
Зал был на двести мест. И почти все места были раскуплены. Кто бы мог подумать, что у заболотцев такая могучая тяга к искусству.
На сцене стоял чёрный рояль. Я хотел попросить, чтобы его отодвинули за кулису, но выяснилось, что у Насти за спиной ещё и музыкальное образование и она в совершенстве владеет этим инструментом. Поэтому решили, что она весь вечер будет нам аккомпанировать.
Ах, как эффектно смотрелась она, огненно-рыжая, в красном платье, за чёрным роялем!... Должно быть, именно тогда я окончательно осознал, насколько Настя Заречная красива.
…Под совершенно неуместный «Полонез Огинского» я бравым шагом вышел на сцену и, снисходительно переждав шум аплодисментов, начал свою речь громко и пафосно:
- Добрый вечер, дорогие зрители! Я вижу, здесь собрались истинные ценители прекрасного. Но, как поётся в старой песне: мы к вам заехали на час! И сегодня перед вами выступят – не побоюсь этого слова – настоящие звёзды, народные и заслуженные артисты Украины, лучшие актёры нашего театра. От стариков и до молодой поросли…
И так далее, в том же духе… Даже не знаю, откуда во мне появилось столько наглости? Наверное, она всегда присутствовала в глубине моей невинной души, но спала, ожидая таких экстремальных условий.
В принципе концерт прошёл, что называется, на высоком идейном уровне. Танелюк прочёл монолог Фамусова, Крошкин рассказал несколько анекдотов, Бурмака показал малопонятную пантомиму под названием «Марсиане», а я криво-косо прочитал монолог Гамлета. Правда, финал монолога я забыл, но с умным видом продолжал нести какую-то ахинею, придерживаясь александрийского стиха. В финале все вчетвером мы лихо исполнили матросский танец под «Собачий вальс» в исполнении Насти. Как оказалось, без нот она могла исполнять только две мелодии: «Собачий вальс» и «Полонез Огинского». Впрочем, исполнение матросского танца под «Собачий вальс» могло бы трактоваться как неожиданное, новое театральное веяние в стиле Жолдака или Романа Виктюка.
Публика была в восторге. К тому же, как оказалось, половина из них перед выступлением хорошенечко подготовилась, разогрев себя посещением ближайшего сельмага.
Антон Васильевич был доволен настолько, что по-отечески облобызал каждого из нас, включая вновь заикавшего Бурмаку. Заречную он держал в объятиях чуть дольше остальных, но его можно понять – председатель был мужчиной, а Заречная действительно была прекрасна.
Я почувствовал лёгкий укол ревности, и это удивило меня – ведь я даже свою бывшую жену не ревновал, хотя и любил её, как мне казалось, сильнее, чем политики власть, а поэты - славу.
На уговоры остаться на ночь в Заболотном мы не поддались и немедленно отправились в дорогу.
Уезжая, Бурмака расстроенно заметил:
- Я бы мог этим селянам рассказать о размножении членистоногих… Но ведь не оценили бы… Как считаешь, командор?
Я кивнул:
- Убеждён.
И, подумав, добавил:
- Расскажешь нам. Это не даст тебе уснуть во время езды.
Крошкин шепнул мне:
- Но это явно усыпит нас.
Я шепнул в ответ:
- Мы не за рулём. Подремлем.
Глава 4
Днём мы въехали в Судак, словно победители в поверженный город. Мы все были переполнены энтузиазма. Только Бурмака имел бледный вид и красные глаза.