Бурмака бухтел о математическом моделировании социальных процессов в экономике. Крошкина одолевала зевота.
- Я спросил Заречную:
- Ты любишь Есенина?
Она, подумав, ответила:
- Я люблю фаршированную рыбу.
- Какой изысканный вкус…
Потом мы собрались уходить, но вдруг заметили отсутствие Танелюка.
- А где Седой? – спрашиваю.
Но все только плечами пожимали и вертели головами, пытаясь увидеть, куда подевался наш Паниковский.
Мы посидели в кафе ещё с полчаса, надеясь, что Танелюк вернётся.
- Может, ему перезвонить? – предложил Крошкин.
- Какая оригинальная идея, - скривился я, не скрывая сарказма. – Только он не взял с собой телефона.
Мы заказали по чашке зелёного чая и подождали ещё минут двадцать.
Затем я принял решение: ждать не имеет смысла – надо идти. Но ведь и искать было бесполезно. Что же делать? Ехать без него мы не могли. Ситуация была патовой.
Ночь мы провели на пляже. Блестели звезды… О чём-то романтичном шептало море… Во сне Настя доверчиво прижималась ко мне. Я нежно обнимал её и пытался не шевелиться, чтобы не потревожить её сон. Сам я уснул лишь под утро. Мне снилась стая волков, преследующих молодую самку оленя.
Утром мы долго бродили по Ялте. И нашли Танелюка у ресторана «Каравелла». Он лежал у входа в ресторан в бессознательном состоянии, раскинув руки, как распятый Христос.
Привести его в чувство не удалось, он лишь хрипел и матерился, но глаз не открывал, не шевелился…
Бурмака подогнал машину, и мы с трудом погрузили это безжизненное тело в салон.
Крошкин предлагал засунуть его в багажник, но это было бы жестоко.
Теперь можно было ехать в Евпаторию.
Глава 6
Через час Танелюк пришёл в себя и стал требовать пива. Он уверял, что ему очень плохо и он умирает.
- Ты не умрёшь, - успокаивал я. – Ты будешь жить вечно.
- Я устал, - захныкал он.
- От чего ты устал? От беспробудного пьянства?
- Кто бы говорил! Ты сам каждый год на три недели уходишь в запой!
- Это творческий отпуск, - парировал я. – А также уход от реальности и верный способ похудеть. Ничего не попишешь – я обязан держать себя в форме. В конце концов, я почти медийное лицо.
- Ты наглая самовлюблённая рожа! – выкрикнул Танелюк.
- Не будем переходить на личности. Скажи лучше, как тебе удалось так нажраться, не имея за душой ни копейки.
- Нашлись, - пробурчал Седой, - добрые женщины.
- Ах вот оно что! Шерше ля фам… Так вы, батенька, альфонс…
Танелюк загрустил:
- Просто я обаятельный.
- Вот с этим спорить бесполезно.
- Прекрати на него наезжать, - вступилась за Седого Заречная. – Он добрый, а ты злой.
- Добрый? Позвольте, я расскажу про этого добряка одну поучительную историю.
Поскольку возражений не было – я рассказал.
Однажды Танелюк с жуткого бодуна ехал в театр на спектакль. Организм страдал, а душа болела. По дороге к метро ему повстречался нищий, просящий, вернее, ждущий от проходящих мимо людей милостыни. Танелюк – человек добрый, а уж похмелье, как мы знаем, вообще смягчает сердца. Танелюк порылся в карманах, нашёл измятую гривну и бросил нищему в кепку. Тот вместо благодарности почему-то оскорбился.
- Жмотяра, - сказал он. – Мог бы и десятку бросить.
Танелюк удивился:
- Вместо того, чтобы сказать мне «спасибо», вы называете меня «жмотярой»?
- А что, мне тебе руки целовать за эту паршивую гривну? Жмот!
- Да как вам не стыдно, - сказал ошеломлённый Танелюк. – А ну отдайте немедленно мои деньги!
- Хрен тебе с перцем! Жлоб.
В общем, слово за слово – началась драка. В принципе Танелюк, даже с похмелья, легко бы справился с этим оборзевшим бомжем, но тому на помощь прибежало ещё пять бомжей, и среди них, к слову сказать, был один однорукий. Разыгралась нешуточная битва. Прямо какое-то подземное Бородино.
Кто-то вызвал милицию. Но самое интересное, что вместе с милицией приехала творческая группа программы «Магнолия ТВ» и запечатлела на камеру, как ведущий актёр столичного театра злостно избивает нищих бездомных и одного инвалида. Тем же вечером этот сюжет пошёл в эфир. Вся страна увидела жестокость доброго и обаятельного актёра.
Выслушав эту историю, Заречная с нежностью погладила Седого по голове:
- Тебя показывали в «Магнолия ТВ»?
- Показывали, - признался Танелюк.
- Ну вот, - сказала Настя, - а ты говорил, что тебя не снимают.
- Да он после того сюжета, - рассмеялся Крошкин, - просто звезда телевидения.
- Да пошёл ты на хрен! – огрызнулся Танелюк.
- А вот ругаться не стоит, - попросил я.
- Хватит! – потребовала Заречная. – Оставьте его в покое!
Мы замолчали. Все, кроме Бурмаки, который неожиданно заявил:
- А я вот читал, что среди работников телевидения сорок процентов гомосексуалистов.
Это неуместное замечание повергло нас в шок, и каждый из нас глубоко задумался о чём-то своём.
Спустя полтора часа мы были в Евпатории.
- Терпение, старик, - сказал я Седому, - ещё несколько минут, и ты из пива сможешь принимать душ! Или из шампанского.
- Я закажу себе бокал холодного пива, - сказал Танелюк. – А ещё порцию плова и голубцы. А потом куплю себе шорты.
- Какие планы! – восхитился я. – А главное - всё просто.
Глава 7
Вера выбежала из дома к нашей машине растрёпанная и заплаканная.