В поисках Золотого тельца

А как-то раз мы увидели рекламный плакат с изображением Высоцкого в роли Жеглова. С плаката Жеглов грозил пальцем, а внизу слоган - мол, пользуйтесь таким-то маслом. Ничего особенного.

Бурмака долго смотрел на плакат, а затем произнёс загадочную фразу:

- Это ж сколько он бабла срубил за эту рекламу?

- Кто? – спросил я.

- Высоцкий.

- Проснись и пой, - сказал я. – Ничего он не срубил. Он давно умер.

И тут Бурмака произнёс ещё более загадочную фразу. Он сказал:

- Не факт.

- То есть как это – не факт?

- А вот так. Ты видел, как он умирал? Лично видел?

- Нет…

- И я не видел. Он как «кот Шрёдингера» – и жив, и мёртв одновременно.

Так он сказал и хитро улыбнулся.

Для тех, кто не знает. Для тех, у кого, как у меня – неполное среднее. Один учёный – некий Шрёдингер – производил эксперимент с котом. Кот помещался в ящик, в котором имелся механизм, содержащий радиоактивное ядро и ёмкость с ядовитым газом. Всё устроено было таким образом, что существовало ровно пятьдесят процентов вероятности того, что за час ядро распадётся и тогда ёмкость с газом откроется и кот умрёт. Итак, пятьдесят на пятьдесят. И пока ящик не откроют, кот считается и жив, и мёртв одновременно. Лишь открытие ящика окончательно определяет состояние ядра, а следовательно, и кота.

Мне вот интересно, на кой болт вам надо знать всю эту вышесказанную хрень. Простите меня. Виной всему возраст. Мне тридцать четыре, я начинаю стареть и становлюсь нудноватым.

Глава 7

Первым в списке стоял Эдуард Ефимович Кантор. Пятьдесят девять лет. Финансовый директор фирмы «Сатурн».

Бурмака остался в машине. Прежде чем я добрался до приёмной господина Кантора, меня тормозили трижды одним и тем же вопросом.

В приёмной очаровательное курносое создание с голубыми глазами задало мне вопрос в четвёртый раз:

- Я могу вам чем-то помочь?

- Можете, - отвечаю, - но я у женщин денег не беру. Наверное, в моём роду были гусары.

Резиновая улыбка на лице секретарши стала терять свою растяжку.

- Прошу прощения?

Я поспешил перенастроиться на деловой тон:

- Мне поручено передать Эдуарду Ефимовичу приглашение от Романова.

- Да, - радостно воскликнула она. – Мне звонили. Вы записаны на двенадцать ноль-ноль.

- Я не могу ждать двенадцати часов. Давайте без бюрократии.

Я шагнул к дверям кабинета. Секретарша решительно преградила мне дорогу, встав на пути, и даже расставила в стороны руки, словно я был мяч, а она голкипер.

- Эдуард Ефимович не любит спонтанных посетителей!

- В том-то и дело, что я скорее курьер, и для меня время, как для него деньги.

Она поколебалась ещё мгновение и сказала:

- Хорошо. Я пойду, сообщу о вас.

- Отлично.

- Как вас представить?

Естественно, я не удержался:

- Представьте меня в костюме аквалангиста.

Она недовольно нахмурилась и поджала губы. Я сказал:

- Перестаньте. Этой шутке лет сто. Старость надо уважать. Хоть улыбнитесь ради приличия.

- Советую вам не вести себя подобным образом в кабинете. Эдуард Ефимович этого не терпит.

- Ладно.

Очаровательный голубоглазый Цербер исчез на минуту за дверью кабинета своего шефа.

Надо же, подумал я. Красивая и холодная.

Наверное, в прошлой жизни была фарфоровой статуэткой.

Статуэтка в прошлом… вышла из кабинета и пригласила меня внутрь.

В кабинете всё сияло и сверкало. Стекло и пластик. Блестело даже большое белое кресло, в котором сидел маленький сухонький мужчина с глубокими залысинами на голове. Залысины тоже блестели, словно их надраили полиролью. На стене позади Эдуарда Ефимовича висел портрет с изображением Кантора. На портрете он выглядел более внушительным. На фоне портрета оригинал сильно проигрывал.

Я начал прямо с порога:

- Здравствуйте, вы меня не узнаете? А между тем, многие утверждают, что я поразительно похож на своего отца.

Он то ли не читал Ильфа и Петрова, то ли не хотел поддерживать игру.

- Прекратите этот цирк, - сказал он. – У меня на это нет времени.

- Даже не верится, что у вас чего-то нет.

А в голове крутилось бендеровское: «А старик-то типичная сволочь».

- Не смею вас задерживать, - сказал я. – Будете у нас в Самаре – милости прошу. В вашем распоряжении яхта и флигилёк с прислугой.

Я вытянул из внутреннего кармана пиджака конверт с приглашением.

- Как вас зовут?

- Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей.

- Нравится играть? – спросил он, не скрывая презрения.

Мне удалось изобразить на лице нечто вроде улыбки.

- Вы играете в большого босса, я валяю дурака. Каждому своё.

- Ты, кажется, умничаешь?

- А вы, кажется, наоборот.

Я бросил конверт на стол Кантору, развернулся и вышел.

Признаюсь, я был переполнен раздражением, как шампанское пузырьками. И я мог бы сколько угодно шипеть по этому поводу, но это ничего не изменит.

- Как там всё прошло? – спросил Бурмака.

Я отмахнулся:

- Самовлюблённый капиталист. Буржуй-кровосос с явными проблемами желчного пузыря. Испортил мне настроение. Поехали. Только открой все окна в машине, не то я умру от перегрева.

Мы сели в машину и поехали.

Бурмака сказал:

- А вот я никогда не догонял этого юмора. Я раз двадцать начинал читать «Двенадцать стульев». Не смешно.