Читаем В поисках Золотого тельца полностью

- Ба, кого я вижу! Оська! Ах ты, жук! Никогда не мог подумать, что увижу тебя в этих стенах. Без наручников. Впрочем, ты всегда уважал уголовный кодекс.

Он взял меня за плечи, рывком притянул к себе и, обняв, похлопал по спине.

- Да, - ответил я, - уголовный кодекс я чту – в этом моя слабость.

Буйко выглядел поджарым, сильным и гораздо моложе своих лет. Он был в штатском. Но даже в костюме он смотрелся бравым офицером.

Немного смущали его голубые глаза. У полковника не может быть таких голубых глаз. Они выбиваются из образа. К тому же глаза излучали доброту и радость.

- Рад, что ты зашёл.

- Лучше прийти самому, чем ждать, пока за тобой приедут.

- Отлично сказано!

Буйко заразительно рассмеялся. Он крепко пожал мою руку и вернулся к своему креслу за столом.

- Кстати, у тебя знакомое лицо, - заметил он. – Ты не сидел?

- А вы что, помните всех, кого сажали?

- Что поделаешь! Мы в ответе за тех, кого заключаем.

И он снова засмеялся заразительно и громко. Так смеются только дети, незамужние женщины и молодые потребители марихуаны.

- У меня к вам дело деликатного свойства. Хочу пригласить на внеплановое собрание тайного общества «Меча и орала». Третьего июля. Явка обязательна.

Я протянул ему конверт с приглашением. Полковник принял конверт стоя.

- Для меня это большая честь, господин Бендер.

- Вы дворянин?

- Не то слово.

- Придётся послужить отечеству.

- Я только этим и занимаюсь.

- Крепитесь!

- Съем рису – он хорошо крепит.

- Запад нам поможет!

- То же самое я говорю, когда принимаю таблетку виагры.

Мы произносили каждое слово серьёзно и даже торжественно.

На прощание мы вновь обменялись рукопожатием и расстались довольные собой и друг другом.

Надо же, думал я. Впервые в жизни я был счастлив от общения с милиционером.

- Как всё прошло? - спросил Бурмака, когда я вернулся. – Небось, в штаны наложил перед полковником.

Но ко мне уже возвратились и моя самоуверенность, и наигранное высокомерие.

- Полковник от меня без ума. А о тебе он сказал, что ты вылитый Тамерлан.

- Откуда он меня знает?

- Этот полковник знает всё.

- Ладно. Куда дальше?

- А дальше, мой юный друг, мы направляемся в мастерскую к знаменитому Митрофану Алмазову.

- Чем же это он знаменит?

- Ты, Андрюша, тёмный, как африканец из посёлка Сизвамве, что в переводе означает «жирафьи какашули». Митрофан Алмазов – самый известный и высокооплачиваемый художник страны. А знаменит он своими скандалами. Только благодаря им может прославиться художник в наше время.

Глава 10

Жизнь Митрофана Алмазова необычна и занимательна. До тридцати пяти лет он был нищим и никому не известным художником. И звали его куда проще: Пахом Копчик. С фамилией ему не повезло, но для чего странные родители ещё и Пахомом его назвали? Должно быть, нежеланным он был ребёнком в семье, нежеланным.

Пахом был талантлив. Это признавали все: и учителя, и коллеги, и друзья, и враги… Возможно, это ему и мешало. Не давало реализоваться. Менее талантливые художники были куда успешнее его. Их спасали фантазия и снобизм. Они снисходительно относились к классической живописи, но любое проявление реализма вызывало на их небритых лицах гримасу презрения. Один из таких написал картину, на которой изобразил дерево с мужскими причиндалами вместо плодов. Картину назвал «Древо жизни». Нашёлся какой-то идиот, купивший «Древо жизни» за семьдесят тысяч долларов. Другой вообще долго не возился. Обрызгал весь холст красками разных цветов из пульверизатора - и готово! Картину назвал «Калейдоскоп страстей души». Срубил за эту хрень сорок тысяч. Третий полотно своей картины «Вакханалия» разрезал на восемь равных кусков и каждый фрагмент продавал как отдельную картину. Я лично видел одну из них: там три обнаженных ноги и окровавленная рука с разбитым кувшином, а в левом верхнем углу притаился кусок не то луны, не то ягодицы…

А что же Пахом? Что же Копчик? Он умел рисовать. Объективно. Он годами жил на то, что писал копии великих мастеров и продавал их за пару сотен. Но скоро он так набил руку, что его копии ни в чём, кроме времени, не уступали оригиналам. Его работы ценились весьма высоко, но ни музеи, ни частные лица не могли платить больше той суммы, которую обычно платят за копию.

Как-то раз к Пахому пришёл один крупный криминальный авторитет и сделал необычное предложение. Он заказал копию «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, только вместо лица Иисуса он желал видеть своё лицо, а вместо апостолов просил изобразить его корешей. Он даже принёс их фотографии.

Идея Копчику не понравилась, и он наотрез отказался.

- Плачу десять кусков, - пообещал криминальный авторитет. - Десять кусков зелени наличкой…

- Но это же богохульство…

- Двадцать кусков и моё дружеское расположение.

Для приличия Пахом Копчик ещё чуток поколебался. Он сказал:

- Но ваши коллеги…точнее…э…друзья… Многие из них куда крупней апостолов…более развиты физически…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука