В поиске индиго (СИ)

Детектив из нагрудного кармана вынул мобильный телефон и в режиме видеосъемки держал перед собой.

«Три минуты съемки и ордер на обыск складов в кармане», — не успел он окончить мысль, как вырубился от неожиданного удара по затылку.

* * *

В Кремьонской школе все было по-другому, включая отношения между одноклассниками. Но с кем детектив поддерживал отношения и по сей день это известная художница Элен Паркер.

На ее выставки, проходившие абсолютно в немыслимых местах вроде последних этажей здания фондовой биржи на Уолт-Стрит, знаменитых бутиков «Сакс на пятой авеню», «Боттега», «Фенди» или ресторанов «Тини кафе», «Песифик Грилл», «Кац Деликатесен», сбегалось сотни поклонников со всех концов города. Она так проникновенно писала свои картины, будто срисовывала переживания и чувства из глубины души главного героя. В действительности так и было… Если Алекс — мог проникать в сознание человека и манипулировать его действительностью, то способности Элен были куда более сложными и запутанными.

— Хочешь, я расскажу, что у тебя творится на душе? — как-то на уроке математики спросила двенадцатилетняя Элен. Девочка уже два года сидела за одной партой с Алексом, и за это время они в полной мере стали друзьями.

Она была худощавой девочкой с серыми глазами, носила теплый свитер и джинсы, а ее густые светлые волосы были собраны и закреплены заколкой.

— Хочу, — ответил Алекс на предложение Элен.

— Тогда приходи сегодня в мою комнату.

Так на том и решили. Как закончились школьные занятия, Алекс постучался в комнату к Элен. С раннего детства учеников Кремьонской школы приучали к аккуратности. Зайдя в ее комнату, он увидел отражение своей мальчишеской комнаты: белый холодильник у входа в комнату, заправленная постель, протертые полки с книгами по школьным предметам и произведениями классиков современности, закрытый дубовый шкаф, фиолетовые обои, стол с тетрадями и огромным количеством банок из-под гуаши, акварели и масляных красок. Все они были выставлены на краю стола. Близ кровати находился холст, с точной копией изображения светлого окна и смутным очертанием вида из него.

— Можно войти?

— Разумеется, — открыла дверь Элен.

— Вау, — удивился мальчик, увидев изображение на полотне. — Это ты так рисуешь?

— Конечно я.

— Как-будто фотография, — разглядывая творение двенадцатилетней девочки, произнес Алекс. — А где другие картины?

— Я их отправила домой. Занимают слишком много места в комнате, — вынимая из холодильника коробку апельсинового сока, она предложила. — Будешь?

— Нет, спасибо, — отмахнулся мальчик, все еще разглядывая картину. — А сможешь нарисовать меня?

— Вряд ли… — призналась девочка. — Зато могу нарисовать нечто большее…

— Это как?

Она отхлебнула сок и убрала его обратно в холодильник.

— Садись на кровать, сейчас покажу.

Девочка поставила вместо нарисованной картины белый, нетронутый, чистый холст. Мальчик наблюдал за ее энергичными действиями — она смешивала краски, подбирая нужные оттенки. Затем сняла заколку и обмотала волосы резинкой.

— Бабочка иногда улетает, — ответила Элен и поставила заколку на стол. Юный Фитцжеральд только сейчас заметил, что она в виде пластмассовой бабочки, украшенной дешевыми стекляшками. Почему-то в тот момент простая бижутерия казалась ему прекрасней музейного экспоната из редких изумрудов и бриллиантов.

— Ты готов? — спросила девочка.

— Да готов… А что нужно делать?

— Ни о чем не думать и просто сидеть.

Первую минуту он просидел без каких-либо изменений, но с каждым взмахом кисти Элен по белому полотну, веки его становились все тяжелее и тяжелее… В скором времени он отключился. Сон был не запоминающимся и коротким, но проснувшись, он почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.

— Алекс… Алекс, вставай.

Он зевнул, потянулся и встал с кровати. Еще не видя творения подруги, он рассчитывал увидеть себя, мирно сидящего на кровати, в окружении фиолетовых обоев и полок с книгами над головой, но на полотне было изображено нечто иное…

Сайман и он стояли рядом с матерью в родных прериях близ заброшенных ангаров. Облачный дух отца обнимал всю семью, но он не был человеком, а оставался лишь призраком, белым дымом. Однако нежность объятия отца предавала тепло и защищенность всем на этой картине. Изображение было светлым, голубое небо с лазурными глазами персонажей, рыжие волосы изображаемых с золотистым оттенком прерий, белое платье на матери и точно такого же цвета одежда на ее детях.

Вся светлая картина портилась черным пятном только в одном месте… Алекс приблизился еще ближе к полотну, тщательно изучая затемнение в картине. За спиной жизнерадостной семьи, за просторами пламенно-поблескивающих зарослей виднелся серебристый ангар, который так же вписывался в светлую картину. Однако в одном из небольших сооружений виднелся черный силуэт покойника, одиноко висящего на петле.