В поиске индиго (СИ)

— Энди Флюгер!!! — но на выкрики Саймана отозвался лишь очередной соперник, которого Фитцжеральд одним взмахом разрубил от плеча до поясницы. Они убивали друг друга, безжалостно превращая в пепел тела и души, а надзиратели в свою очередь награждали ударами трусов, отлынивающих от поединков. Никто не оставался без работы в огненной долине. На мгновение сражающиеся замирали, видя всадника, облаченного в огненные доспехи, держащего раскаленную булаву. Верхом на черном жеребце, дышащий пламенем и жаром, он пробегал по центру битвы, втаптывая отчаявшихся, раскалывая черепа грешников раскаленным орудием, будто стеклянные посудины. И никто не посмел бросить ему вызов. Всадник нагонял страх на самых отъявленных бойцов, глядя на него, казалось, ты боролся со своим кошмаром, и непременно чувство трусости и ужаса брали вверх. Даже у пришедшего из мира живых Саймана не поднимались руки бросить вызов всаднику. Он знал, что все происходящее вскоре канет в небытие — в небытие огненного смерча самого Люцифера, но до этого тираны, трусы, изгои, убийцы и прочее отребье рубили друг друга на пепельные куски.

— Энди Флюгер! — все не отчаивался Фитцжеральд.

Он неделю уже искал человека с этим именем, но надежда поиска не спеша оставляла его. Найти в бесчисленном скоплении душ одну единственную было практически невозможно. Но он пытался… И его старания были оценены.

— Я его знаю… — чуть слышный голос из завалов пепельных трупов говорил с ним.

Говоривший серый человек был лишен половины головы, а шрамы на его теле подсказывали, что он доживает последние мгновения.

— Где он? — приказным тоном спросил Сайман.

— Флюгер отжил свое в этом мире… — тяжело кряхтя, начал умирающий. — Ангелы забрали его на небеса — на нем было не так много грехов… Он не здешний… Он из другого теста…

— Как он умер?

Умирающий раскрыл в нескольких предложениях всю историю, у Саймана в голове сложилась ясная картина произошедшего. Убедившись в том, что это именно тот самый Флюгер, которым интересовался его младший брат, Сайман стал выжидать появление смерча Сатаны.

Все начиналось просто: появлялся сам властелин ада, огромное чудовище, медленно передвигающееся, взмахом руки отправляющее в небытие тысячи тел. Затем вновь выжидающее и наносящее очередной удар. После яростных ударов с кровавого неба начинал сыпаться пепел — предвестник исхода.

«Совсем чуть-чуть и он превратиться в смерч». Тут голос, изложивший всю правду об Энди Флюгере, взмолился:

— Странник… — обратился он к Фитцжеральду. — Я понимаю, что я для тебя никто… Но не мог ты мне оказать услугу?

Сайман опустил голову. Глядя на обращающегося, он ничего не ответил:

— Странник… Я знаю, ты из мира живых… Не мог бы ты мне поставить свечу в католической церкви за упокой моей души… Я никогда не крал, не убивал, никому не делал ничего плохого… У меня даже была собака Джесси… В принципе, она все, что у меня было… В мире людей я был бродягой в славном городе Милане… Бесцельно прожигал свою жизнь, то работая на порту фасовщиком рыбы, то, бывало, выходил в море… Но алкоголь из трудовой жизни вновь заводил меня в стан бродяг… Когда я умирал от воспаления легких, только вой Джесси сопровождал меня на тот свет… Но ты же знаешь — собака не может… не может зажечь свечу за упокой моей души и прочитать одну из молитв… А родных у меня нет — всю жизнь я был одинок. Одна единственная свеча спасла бы меня из этого гниющего места.

Пепел, спадающий серыми хлопьями, усилился, и огненное чудовище, издав протяжный крик, начало превращаться в смерч, унося с собой все страдания и битвы, всю жизнь и смерть, все надежды и победы… Все под один пламенный вихрь.

— Не бойся, — уже мягче добавил Сайман, обращаясь к умирающему. — Скоро все закончится…

— Я не этого боюсь, странник, — сквозь боль и обреченность произносил последние слова человек из пепла. — Я боюсь, что после этой смерти мы снова воскреснем и будем вновь убивать и сражаться, в то же время бессмысленно умирая; мы снова проснемся с надеждой, но, погибая, она вновь покинет нас… И так изо дня в день, из часа в час, из минуты в минуту…

— Как твое имя? — ураган уже начинал накрывать их.

— Вито Соньери…

Они снова окунулись в нечеловеческие боли, чувствуя запах своей сгораемой плоти. Все по новому кругу, но конец один и тот же — умирают все.

Фитцжеральд проснулся в своей комнате, как всегда осколки разбившегося стекла, темнота на улицах Нью-Йорка, и в то же время сотни зажженных окон в небоскребах. Он схватился за горячий лоб. «Боже мой, — взмолился он про себя. — А если я умру, ни уж-то я тоже попаду в эту же бездну безысходности? Мне, кажется, это было бы не справедливо: жизнь в аду, смерть в аду и после ада снова ад».

Он встал с кресла и, подойдя к барной стойке, налил себе виски. Обжигающая жидкость заполнила его горло, и парень ответил уже вслух:

— И все-таки жизнь прекрасна.

* * *

Единственная зацепка из криминальных источников была необоснованной, но Алекс не спешил ее отметать. Однако чутье подсказывало: «Не там ищите, мистер Фитцжеральд».