И вот уже серебристый «Боинг 747» летел над Нью-Йорком в сторону Финикса. Диспетчер разрешил расстегнуть ремни и расслабиться, пожелав удачного полета. Длинноногие стюардессы в синей форме порхали по салону, предлагая напитки и легкую закуску. Они походили на топовых моделей, шествующих по подиуму, демонстрируя данные, подаренные природой, и одежду, сшитую для них модельерами. Фитцжеральд через окно иллюминатора наблюдал за воздушным пространством. Пористые массы облаков под сиянием золотистых лучей приобретали вид янтарной пустыни, простирающейся на несчитанные километры. В нагроможденном огромными небоскребами городе, освещаемым искусственными огнями, созданными человеком, практически не было видно божественной красоты неба. Небо — подлинный символ свободы… Именно сейчас кроме золотисто-туманного ковра и светло-синего простора ничего не было… Ничего лишнего… Как бы красота высоты не выглядела притягивающей и магической, все же в выражении лица детектива наблюдалась полная отстраненность. Он все еще мыслями был в нью-йоркской больнице рядом с хрупким телом девушки, которая после трагического события стала для него как источником вины, так и целью его жизни.
— Нужно было остановить машину, как только все началось, — бормотал себе под нос Фитцжеральд, не замечая, что говорит вслух.
— Что? — переспросил его сосед, уплетающий соленный орешки и запивая «Coca Cola».
— Ничего, Митч.
— Ладно… — не обращая внимания на всех, лейтенант продолжал уплетать вредную пищу. — Тысячу лет «Cola» не пил.
— Как ощущение? — все так же отстранено спросил Алекс, не убирая взгляда от иллюминатора.
— Вспомнил детство в Бронксе… Двоякое чувство — вроде и счастливое время детства, а вроде каждый день в драках… Оу… Как было весело — дом на дом дрались… Негры, белые, итальяшки…
— Ты за кого был?
— За эскимосов, — громкое выделение предложение, завершилось тихим добавлением. — Чертов Джим Керри.
— Хм, — слабая улыбка промелькнула на лице детектива и снова пропала. — В тюрьме в курсе, что мы едем?
— Да. Я позвонил начальнику, и он сказал, что все подготовит — и материал, и заключенного. В общем, нет проблем.
— Еще орешки? — спросила мимо проходящая стюардесса.
— Конеееечно, — протянул Митч, поглощая пищу.
Спустя два часа полета — серебристая птица начала снижать высоту. Затем, касаясь асфальтовой взлетной полосы, приземлилась в местном аэропорту.
Напарников встречала все та же солнечная погода с редкими облаками, что провожала их в Нью-Йорке, желтые такси у входа в аэропорт и, то взлетающие, то приземляющиеся самолеты. Единственным существенным отличием от аэропорта родного города была численность населения. В Финиксе путешествующих было на порядок меньше.
Томсон и Фитцжеральд сразу поймали такси и направились в тюремный комплекс штата Аризона в городе Финиксе.
Сам город Финикс являлся столицей и крупнейшим городом американского штата Аризона. Этот живописный сити был самой большой по площади столицей штата из всех в США, включая федеральную столицу Вашингтон, а так же шестым по населению городом в стране, в которых насчитывалось порядка полутора миллиона людей. Из всех знаменитых жителей Финикса в память Митчу Томсону сразу пришел один из боксеров.
— А знаешь, — обратился он к детективу, уставившемуся в окно такси. — А этот город был родиной Майка Тайсона.
— Милтон Эриксон тоже родился в этих местах, — подметил Алекс.
— Это который лампочки изобрел или «Сони Эриксон»?
— Почти угадал, — не меняясь в выражении лица, сказал Фитцжеральд. — Милтон Эриксон был американским психиатром, специализирующимся на медицинском гипнозе.
— Ооооо, гипноз, — повторил собеседник. — Это больше по твоей части. Но Тайсон лучше.
— Эриксон в первую очередь был психиатром. Я как-то читал статью о воспитании им детей. В общем, в обыденный выходной вся семья Эриксонов сидели и читали газеты, книги. Его маленькая дочь Кристи выхватила газету из рук матери, скомкала и бросила на пол. Мать приказала ей подобрать газету и извиниться. На что маленькая девочка ответила: «Я не обязана». Эриксон отвел дочь в спальню и, схватив ее руки, уложил рядом с собой, не позволяя высвободиться. Девочка начала сопротивляться, выкарабкиваться, но психиатр все держал ее. Когда Кристи начала кричать: «Отпусти», Эриксон ответил: «Я не обязан». Борьба продолжалась четыре часа. Девочка брыкалась и боролась, но так и не смогла высвободиться из рук отца, тогда она сказала: «Я подберу газету и отдам ее матери». Вот тут, как считал психиатр и настал переломный момент, и он ответил ей: «Ты не обязана». Кристи, подумав лучше, сказала: «Я подберу газету и отдам ее матери. Я извинюсь перед мамой.». «Ты не обязана». После этого девочка основательно задумалась и полностью включила понимание: «Я подниму газету, я отдам ее маме. Я хочу ее поднять, я хочу попросить прощения». И только тогда Эриксон отпустил ее. После такого приема психиатр на долгие годы забыл, что значит наказывать детей. Каждый из восьми мальчиков и девочек понимал меру своей ответственности и мог выбирать свое поведение осознанно.