— Сколько у него было детей? — удивился Митч.
— Восемь.
— Дааааа. Если бы он боролся с каждым, то стал бы Олимпийским чемпионом по вольной или греко-римской… Это как минимум… Если он действительно был спецом по гипнозу — лучше просто бы загипнотизировал детей на примерное поведение и не парился до конца лет.
Прекрасный город с небольшими строениями, кардинально отличающимися от строений Нью-Йорка, огромные каньоны, которые были самой сутью Финикса. Рядом с любым строением города, располагались изумрудные лужайки, кактусы высотой более пяти метров или огромные деревья, в большинстве случаев ими были пальмы. Смотря на довольно тихий город, душа чувствовала свободу.
Свобода… Именно ее не хватало в этом тюремном комплексе. Стоило подъехать к месту заключения — атмосфера и энергетика в воздухе поменялась. Людьми, отбывающими наказания, преобладал страх, печаль, обреченность. Все эти отрицательные чувства и создавали неблагоприятную атмосферу. Тюрьма, у которой таксист оставил двух приезжих из Нью-Йорка, открылась еще в 1979 году. Вместимость небольшая — порядка семисот человек отбывало наказание в этих стенах. Здесь имелось несколько секторов всех уровней безопасности, как для мужчин, так и для женщин. Так же в этой тюрьме располагались центр приема и классификации, тюремные больницы для мужчин и для женщин и, соответственно, психиатрическая больница. Узники данного места, одетые в черно-белую полосатую форму, были разделены на группы, и надзиратели-полицейские водили их то на уборку территории, то на погрузку бытовых принадлежностей, то на рытье канав. Работы хватало, в принципе, как и людей различных рас, национальностей, цвета кожи, возраста и пола. Были отдельные личности, читающие литературу, или подтягивающиеся на перекладинах и турниках, или под палящим солнцем делающих наколки на теле.
«Упорядоченный сумбур», — взглянув на происходящее, заключил про себя детектив.
На контрольно-пропускном пункте их встретили двое чернокожих толстых охранников, один в один похожих друг на друга. Отметившись в журнале посетителей у одного, второй проводил их к начальнику тюрьмы.
Худощавый усатый начальник, явно с мексиканскими корнями, радушно встретил гостей из штата Нью-Йорк. На его предложение отобедать, напарники тактично отказались, ссылаясь на нехватку времени. Затем трое представителей власти отправились в специальную комнату для допросов. Странным образом она располагалась после прохождения тюремных клеток. Длинный коридор был не столь широк и, казалось, если бы заключенные протянули руки по обе стороны коридора со своих камер, то вполне могли бы дотянуться до ключей охранника, находящегося в центре коридора. На данный момент клетки пустовали, не считая пары камер. Проходя мимо них, начальник, Алекс и Митч бросали быстрые взгляды на их постояльцев: один двадцатилетний парень с едва заметными наколками на худощавом черном теле. Он отжимался резкими толчками от бетонного пола. Второй заключенный был прикован наручниками к двери своей же камеры.
— Особо буйный, — прокомментировал начальник, проходя мимо него.
Латиноамериканский узник с презрением в маленьких глазах проводил прохожих.
— Коллеги, я Вас оставлю, — открывая дверь комнаты для допроса, сказал начальник. — Он хоть и совершил чудовищное преступление, но в тюрьме к нему относятся с почтением. Хосе доживает свой век, и за всю историю тюрьмы он один из самых старых постояльцев… Сколько его помню — не проронил ни слова. Вряд ли Вы ему развяжите язык.
— Спасибо, офицер, — Митч и Алекс пожали ему руку.
— Сорока минут будет достаточно? — передавая ключи от помещения, уточнил он.
— Вполне.
После услышанного ответа, мексиканец удалился.
Небольшая комната пять на четыре с единственным окном, вмонтированным во входную дверь, и одна лампочка, покачивающаяся от любого дуновения сквозняка, нагнетала неизбежность неволи. Из мебели в комнате находились три стула и один железный стол, все вышеперечисленное было намертво прикручено шурупами к полу. Бледное мерцание одинокой лампочки, расположенной над столом так же давило на допрашиваемых. Но человека, ожидающего уже порядка получаса полицейского и детектива, не пугал мрак и нагнетающее окружение. Он уже более сорока лет жил в неведении.
Напарники присели напротив него и перво-наперво оценили внешность опрашиваемого. Внешность — важный нюанс в переговорах, при оценке личности, при допросе. Приблизительный психологический портрет вырисовывался именно визуально. Перед ними находился старик с выжженными зрачками белого цвета, нагоняющими ужас, со смуглой кожей, которая была в видимых порезах, чей возраст был одних лет с представителями закона, и картину завершали серебристо-белые волосы. Одет восьмидесятилетний мужчина был в то же самое, что носили все заключенные — полосатая форма в черно-белых цветах с биркой личного номера на груди осужденного.