— А Вы забавная, — пристально вглядываясь в ее карие глаза, подметил Альфред. — Могу поспорить, Вы учитесь на факультете журналистики и филологии.
— Откуда Вы знаете? — удивилась точности догадок девушка.
— Иногда книга в руке девушки может сказать больше, чем недельное свидание.
Так все и началось у Эйприл и Альфреда. Они проводили вместе свободное время и чреда фотографий, говорила об этом. Причем эволюция жизненных картин заметно отображалась в позах, в объятиях, в поцелуях. Постепенно юношеские фотографии сменились на свадебные.
К первой фотографии доктор успевал осушить ровно один стакан с виски. С последней каплей в стакане из глаз скатывалась первая слеза. После этого по стандартному сценарию, доктор вставал и, наливая себе еще стакан огненного напитка, садился за продолжение просмотра своей жизни. Цветные фотографии медового месяца на Гавайских островах, неописуемый океан с белоснежной яхтой, красавица жена в ярко-оранжевом купальнике и один из самых счастливых месяцев в жизни влюбленной пары Лэнгдонов, наполненный любовью и теплом. Переворачивая очередной лист альбома, в глаза бросалась фотография ребенка, и этот персонаж стал третьим основным до конца фотоальбома.
На последнем листе альбома была вложена газетная статья. Аккуратно доставая из кармашка, он развернул ее.
«… Августовским утром стояла пасмурная погода. Семейная пара, вместе с пятнадцатилетним сыном ехала отдыхать за город, не превышая скорости и соблюдая все правила дорожного движения. Из-за отсутствия на месте резкого поворота соответствующего знака, автомобиль марки „Ford Mondeo“ с тремя пассажирами вылетел в кювет. Сделав, порядка, пяти оборотов, с каждым разом ударяясь о землю, машина оказалась крышей вниз. Мистер Лэнгдон, водитель данного транспорта, превозмогая боль и бессознательное состояние, вытащил из горящего „Ford“ сына и супругу. Однако пятнадцатилетний мальчик на данный момент находится в тяжелом состоянии, и впал, по последним сведениям, в кому, а супруга скончалась до приезда скорой помощи из-за полученных травм. После случившегося инцидента власти Нью-Йорка приняли решение проверки, обновления и замены старых знаков дорожного движения. Как жаль, что на активность властей можно повлиять только смертью простых граждан города…»
Ничего лишнего, ни намека на весь происходивший в тот день ужаса. Как он с осколками в бедрах, на плече и на лице, оттирая одной рукой кровь, слепящую ему глаза и стекающую со лба, а другой обхватывал обмякшее тело сына, а затем и супруги, вытаскивал их с палящего автомобиля. Никто не узнает последних слов жены доктора: «Не оставляй сына…» Никто не услышит его зверского крика о помощи, никто не узнает о его боли и о чувствах, по сей день пожирающих Лэнгдона изнутри. За те две минуты случилось три смерти: один умер душой, второй умер телом, а третья умерла и тем и другим.
Так же аккуратно, складывая газетную статью, доктор положил ее обратно в кармашек фотоальбома.
Его загородный дом состоял из двух этажей и находился неподалеку от озера. Помимо бесчисленных книг в библиотеке Лэнгдона дом был вывешен копиями картин всех шедевров человеческой живописи: Леонардо да Винчи «Мона Лиза», Рафаэль Санти «Мадонна Солли», «Положение во гроб», Рембрандт Харменс ван Рейн «Самсон и Далила», «Блудный сын в таверне», Ренуар «Зонтики», «Девушка за фортепьяно» и многими другими копиями шедевров были вывешены стены огромного дома… На данный момент одинокого огромного дома. Застоялая пыль на книгах, на полках, на мебели. Лэнгдон порядка двух лет после смерти супруги ни разу не поднимался наверх и был без понятия, что там творилось. Кухня, душ, объединенный с туалетом, и гостиная с изумрудным диванов — три комнаты, которые посещал хозяин дома. Заканчивая с выпивкой и с воспоминаниями, он садился за ужин. Ни горничной, ни поваров, ни домашних животных, ни единой живой души. В мертвой тишине, окончив трапезу, он одевал белый халат и спускался в подвал.