Читаем В поиске поиска полностью

…ловлю себя на том, что вновь сдерживаю слёзы. Мне хочется заплакать, но я себе снова запрещаю. Зачем? Я давно «вырвал» из себя идиотский стереотип «мужчины не плачут». Или всё же он сидит во мне, психологе и философе? Не такой же я глупый человек, чтобы слепо верить клише, навязанным глупым обществом? Я часто плачу в храме перед иконами. Плачу, когда душа прикасается к прекрасному.... Зачем же я сдерживаюсь? О! Господи, как же хочется рыдать неудержимо! Почему же я сдерживаюсь? Мне очень больно сейчас. Но эта боль не за себя. Мне всегда было плевать на себя, особенно сейчас, после нескольких лет работы с сознанием. Я не тревожусь за свою жизнь, я не боюсь ничего, я приучил себя относиться к своим чувствам как к предметам, предмет появился, предмет исчез… Как исчезает образ, когда меняется фон. Вдруг рисунок из белых штрихов на черном фоне растворяется, когда фон светлеет, и исчезает вовсе, когда фон становиться белым… Нет,  мне сейчас очень больно, потому что плохо моему другу, и я не могу ему помочь…  И я сдерживаю слёзы. Зачем? Что плохого, если я сейчас расплачусь?… Подождите-ка, понимаю, вот оно, я понял, зачем я сдерживаюсь. Если я себе позволю… то мне станет легче, просто станет легче… Мне станет легче, но не другу. Я понял, я просто боюсь отпустить его боль.  Я хочу как можно дольше не отторгать её, она сейчас моя… Мир дуален, и на обоих концах этого дуализма боль. Она различна, на одном конце твоя боль, на другом другого человека. Но  без боли, без сострадания лишь пустота. Я не хочу жить в пустоте. Я проходил ни раз сквозь нее. Порой она завораживает своей безэмоциональностью. Но там, в этой пустоте ты прекращаешься как человек. Ты теряешь свой духовных облик. Умение сопереживать боли другого человека, забывая о своей – ни это ли самый высший уровень души твоей, человек? Да, я знаю это, и это так. И я сдерживаю слёзы вновь и вновь, не потому что я следую глупым канонам глупого общества, но потому что я страшусь освободиться от принятой в себя «чужой» боли… И она уже не «чужая», я ее взял, она стала моей, она вросла в моё существо…Но… где-то на  краю сознания рождается мысль, как озарение, как глобальное понимание, мысль простая и ясная, четкая в своем определении, облаченная в строгую пространственную форму… «Что если и другу станет легче от моих слёз?» Мы сейчас слиты в одном мысленном поле, мы едины, я разделил его переживания, я плачу, текут слёзы, и мне становиться легче… Быть может, легче становиться и моему любимому другу… Я рыдаю, и ощущаю как душа смывает с себя копоть переживаний… Но маятник качнулся, описав дугу от одной крайности дуальности к другой – к опустошению, к осознанию, что это всего лишь «отмазка», снятие ответственности, сбрасывание груза. И становиться вдруг не менее тягостно, что этим ты никак не помог, ты просто устранился…  Мир странная довольно-таки штука, каждую секунду он предоставляет миллиарды альтернатив, полную свободу выбора, миллиарды дорог, но странность в другом – все они не верны. Любой путь заведомо неправильный, но не выбирать нельзя, ибо даже не выбрав ты выбираешь. Мир всего лишь пустота, которую ты наполняешь своими чувствами, и когда уходит чувство, пусть даже нареченное тобой плохим, остается лишь пустота. И я вновь и вновь сдерживаюсь оттого, чтобы заплакать, я боюсь отпустить боль, это чувство, на смену которого придет пустота…

24.02.13

<p>Мужество быть несовершенным</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное